Если первый известный случай относится к периоду до нашествий (Сен-Мартен в Туре, 837), то с X в. начинается распространение бургов, а в XI в. оно становится скачкообразным; и тогда этот институт получил распространение в множестве сельских местностей.

Отдельных крестьян заносило очень далеко от дома: так, один житель Бокера проживал в Лотарингии. Рабочая сила, утратившая родину, стремилась наняться в качестве сельскохозяйственных батраков и часто низводилась до состояния сервов, несмотря на запрет капитулярия в Сервэ (853 г.) — любопытный отзвук имперских постановлений начала V в. по поводу беженцев. В некоторых регионах пришлось пойти на послабление повинностей, и не исключено, что это значительное облегчение феодального гнета для земельных держателей объясняется в большой мере именно этим кризисом рабочей силы. В целом тем не менее следует принять вывод, предложенный для северной Франции и Бельгии аббатом Плателем: «В общем, во время скандинавских рейдов не происходило ни опустошения сельской местности, ни истребления домени-альных кадров». Как представляется, это суждение подходит даже для некоторых районов скандинавской колонизации, и особенно, для большей части Нормандии, где после кризиса структура сеньории с удиви-,тельной быстротой вновь обрела твердость и систематичность, которые описывали монастырские полиптихи IX века.

В неурядицах и разрухе 850–950 гг. социальные беспорядки и внутренняя анархия причинили не меньше вреда, чем викинги, которых столь удобно использовать в качестве козлов отпущения. Это показывают многие современные исследования, особенно в отношении Пикардии. Нормандия отчасти обязана своим замечательным расцветом в XI в. тому, что викинги установили свою власть в Руане, поскольку это в конце концов защитило его от смут.

Перед нами встает проблема, связанная с причинами возникновения укрепленных населенных пунктов и замков. Сведения, которыми мы располагаем, не позволяют сделать общего вывода: например, в Бургундии из-за норманнских набегов жители в одной местности построили или реставрировали населенный пункт на возвышенности, в другой же были вынуждены спуститься в долину. Без сомнения, с викингов надо снять всякую ответственность за появление укрепленных церквей, которое имело место не ранее конца X века. То, что в некоторых регионах укрепленные замки строились для защиты от норманнов, не вызывает никаких сомнений, но их распространение в других местностях, как, например, в области Реймса, хорошо известной Флодоарду, кажется связанной, скорее, с внутренними раздорами во франкском государстве. Лишь археология позволяет увидеть все это ясно, ценой тщательных раскопок «холмов», которые являются отличительной чертой сельских укреплений того времени.

Также возникает аналогичная проблема, связанная со статусом сельского населения на западе Франции. В IX в. жители этого региона ничем не отличаются от населения Парижского бассейна. Начиная с XI в., можно говорить о глубоком расхождении: серваж, прочно укоренившийся на востоке, редко встречается на западе, если не считать долины Луары, и практически исчезает в Нормандии. В отношении герцогства Нормандского часто вспоминают, вслед за Марком Блоком, о «чувстве свободы», носителями которого были скандинавы. Мы никак не можем этому поверить. Как можно было увидеть, это так называемое «чувство свободы» проявилось прежде всего в активном возрождении рабства! На Мен, Верхнюю Бретань, Нижний Пуату, викинги могли оказать лишь отрицательное влияние, разрушая прежние структуры. Если исчезновение серважа произошло быстро и повсеместно в герцогстве Нормандском, то потому, что там, под контролем правителя, и люди и земли были предметом общей регламентации.

Возможно, другие регионы континента, прежде всего на побережье Северного моря, в Нидерландах и Германии, в своем социальном развитии испытали более непосредственное влияние со стороны викингов

Восстановление Запада после последних нашествий еще почти не изучено, разве что, может быть, в Англии, где оно совпадает с «дунстановским» ренессансом. Однако это плодотворная тема для изысканий при условии обращения к очень разнообразным дисциплинам.

До настоящего времени лишь церковная сторона этого феномена стала предметом прицельного изучения, правда, в очень локальном масштабе. Нам достаточно хорошо известно, например, как в X и XI вв. снова проложило себе путь в Нормандию монашество, или как вновь начали функционировать некоторые епископства Бретани и Нормандии. Повсюду в огромных масштабах велась материальная реконструкция церквей и аббатств, вероятно, большая, чем позволяют утверждать критические подсчеты, основанные одновременно на текстах и раскопках. Однако у нас еще очень мало исследований по поводу финансирования этих работ или восстановления монастырских богатств. А. д’Энан предположил, что потребность в значительных суммах денег способствовала развитию некоторых культовых форм, например, почитания мощей, позволявшего без труда собирать пожертвования. В Нормандии, для того чтобы финансировать огромные программы по восстановлению, использовали добычу, которую прямые наследники викингов продолжали захватывать на удаленных театрах военных действий. Кафедральный собор в Кутансе был отстроен заново на средства, присланные Робертом Гвискаром100, соборы в Се и аббатстве Сент-Эвруль были оплачены деньгами, которые пожертвовали старики, проживавшие в этой епархии и в свое время разбогатевшие в Апулии и Византии; остальное обеспечила местная торговля, еще одно косвенное следствие завоеваний, притом что Церковь, в значительной мере, брала свою долю благодаря рыночным пошлинам и другим сборам. Но, по-видимому, герцогство Руан представляет собой совершенно особый случай. Интересно было бы узнать, на какие средства были застроены новыми церквями, например, область Луары или Пикардия.

Еще меньше нам известно об интеллектуальном аспекте этого церковного возрождения. Баланс между утраченными и уцелевшими сокровищами монастырских библиотек и архивов следовало бы установить по регионам. Это было бы поучительно. В настоящее время у нас есть только несколько общих обзоров, очень ценных, но кратких, монсеньора Лена и несколько хороших очерков, относящихся к отдельным аббатствам. В Нормандии эта проблема приняла драматическую окраску, на которую еще не было обращено достаточного внимания: сразу после норманнского завоевания оказалось, что после эпохи каролингских великолепных скрипториев эта провинция практически утратила всякую письменную документацию. В самом Руане в оригинале сохранились лишь две каролингские хартии на все герцогство, плюс очень небольшое количество библейских и литературных рукописей в Мон-Сен-Мишель. Все то, что нам еще известно о донорманнском периоде, происходит из документов, вывезенных во время повального бегства монахов от викингов. Очень незначительная их часть вернулась на родину. Многие документы остались в парижском регионе или других пристанищах беженцев. Манускрипты из Сен-Вандрий очутились в Трире, тома из Жюмьежа попали в Санкт-Галлен, — удачное пополнение, поскольку оно косвенным образом послужило к обновлению средневековой музыки.

Когда буря улеглась, начался чрезвычайно ревностный поиск рукописей, относящихся к прошлому разоренных провинций, прежде всего и главным образом житий святых, которые помогли бы подтвердить подлинность сохранившихся мощей и хартий, которые еще могли бы обладать практической пользой. У нас есть несколько указаний по поводу методов их сбора, которым следовали в Пуату и, в основном, в Нормандии.