Не следует позволять себе слишком сильно реагировать на название Денло — «Область датского права», которое традиционно применяется к скандинавскому сектору северо-восточной Англии: оно, похоже, датируется только XI в., периодом Империи — действительно, датской — Кнута Великого Норвежский элемент и сам не был однородным. Он состоял по большей части из переселенцев во втором поколении, ранее обитавших в кельтских странах и принесших с собой слова, имена собственные и рабов, приобретенных в Ирландии, на шотландских островах и Мэнес. И именно по этим кельтским «следам» норвежцев удобнее всего распознавать, как здесь, так и в Нормандии.

Кроме того, норвежцы осели на восточных берегах Ирландского моря, от Шотландии до Уэльса, в основном на полуостровах Ланкашир и Кумберленд, а также в «озерном крае». Через перевалы Ленинских гор они прорвались на запад Йоркшира и с начала X в. активно конкурировали с датчанами этого графства, что выражалось в чередовании на троне Йорка датских и ирландско-норвежских правителей. И наоборот, некоторые датчане перемешались с норвежцами Вираля, как это сделали их соотечественники в самой Ирландии. Эта норвежская колонизация, по-видимому, была индивидуальной, или по крайней мере семейной, и обычно мирной; ее плодом стало появление маленьких деревенек, население которых вело полускотоводческий образ жизни. Никакого политического образования она не породила.

Остальной частью скандинавской Англии владели датчане. Как и везде, их отличала организованность, коллективность и воинственность всех их предприятий.

Их колонизация часто охватывала ранее существовавшие населенные пункты; когда же создавались новые деревни, они по своей структуре мало отличались от тех, в которых жили английские крестьяне, и были ориентированы главным образом на производство зерновых культур, безусловно, с достаточно сильной системой коллективного принуждения. Обычно колонисты селились в окрестностях города, выбранного в качестве штаб-квартиры одной из «армий», деливших между собой страну. Датчане составляли важную политическую силу, часто разобщенную внутри себя, но способную на жесткие карательные меры и всегда угрожавшую единству английского государства. В то время как норвежская колония в Англии была слишком незначительной, чтобы оказывать обратное воздействие на метрополию, область датского права все больше и больше проявляла себя в качестве горнила, в котором отливалась новая цивилизация, сначала распространившаяся на саму Данию, а затем, в меньшей степени, на Руанское герцогство. Целый ряд институтов, которые вот уже много лет считались занесенными в Англию скандинавами, оказались, напротив, самобытным продуктом англо-датского общества, впоследствии экспортированным в скандинавский мир. Область датского права была очагом синтеза, сопоставимым с Нормандией. Приведем тому два примера, недавно изученных убедительным образом: военная дружина и урегулирование раздела пахотных земель согласно ориентации по сторонам света.

Начиная с XI в. хорошо известна вооруженная свита (хирд), связанная со скандинавскими правителями клятвой личной преданности. По-видимому, этот институт имел особенно глубокие корни в норвежском обществе, где играл значительную роль. Соблазнительно представить его в качестве общегерманской черты, тем более что к этому подталкивают поразительные аналогии с comitatus («комитатом»)106 эпохи «Великого переселения народов», как и то, что он существует в Англии до 1066 года. Однако Ханс Кун показал: а) что у англосаксов древний германский институт комитата исчез в VIII в.; б) что к тому же словарный запас скандинавской дружины содержит многочисленные английские термины, начиная с хирда; в) что вооруженные свиты при правителях возникли в скандинавском мире только с X в. и особенно после 1015 года. Из этого ученый делает вывод, что в данном случае речь идет об элементе смешанной цивилизации области датского права, привезенном норвежцами в свою страну и с энтузиазмом воспринятом по всей Скандинавии. Тогда становится вполне понятным отсутствие хирда во многих скандинавских колониях периода первой волны, и прежде всего в Нормандии, поскольку это герцогство было, в целом, невосприимчивым к достижениям периода второй волны (тем же объясняется и принятие на Руси славянского аналога, дружины). Короче говоря, институт, который считался принадлежностью самого отдаленного германского прошлого, в Скандинавии сложился только около 1066 года. Очень вероятно, что все то же самое уместно и в отношении другого скандинавского военного института XI–XII вв., морского ополчения (ледунг).

Что касается сельского хозяйства, то в 1936 г. Оман привлек внимание к тому факту, что кадастры северо-восточной Англии и скандинавские законы предусматривают систему дележа земель, исходя из ориентации по сторонам света (откуда шведское название solskife). Из этого был сделан вывод о том, что речь идет о скандинавском институте, привитом в области датского права викингами. А вот Горансон пытается показать, что система раздела земли в соответствии с ориентацией по сторонам света является английским продуктом, связанным с местной фискальной системой (обнаруженные следы значительно выходят за рамки области, колонизированной датчанами), и что скандинавский «solskife» был заимствован викингами у английского общества, и привился в Скандинавии только после тысячного года. С другой стороны, мы полагаем, что помимо этого Область датского права стала своего рода лабораторией, разработавшей весь сельскохозяйственный словарь, впоследствии принятый в западной Нормандии. К тому же этот регион, по-видимому, был очагом сельскохозяйственной цивилизации, оказавшей влияние на всю датскую Европу.

Влияние Области датского права было столь велико, что продолжалось даже после уничтожения ее нормандцами Вильгельма Завоевателя. Избегнув окончательного разгрома, многочисленные беженцы достигли Норвегии и Дании, где заняли важное место, главным образом в Церкви. Они внесли огромный вклад в сближение цивилизаций Скандинавии и Запада.

Вклад викингов в рождение и созидание герцогства Нормандия постоянно остается предметом оживленной дискуссии. Традиционное мнение, поддерживаемое исследованиями Пренту, отводит скандинавским факторам решающую роль почти во всех сферах, даже в столь консервативной, как сельскохозяйственные институты, — по крайней мере до триумфа феодализма, который стал явным после 1025 года. Его же, в основных положениях, отстаивают недавние исследования Ф. М. Стентона и М. де Боара. Опровержение этой теории, у истоков которого стоят историки сельскохозяйственных институтов X. Навел и Р. Караби, разрабатывается автором этих строк с 1945 года. Не отрицая никаких очевидных скандинавских привнесений, он силится четче обрисовать и выявить на их фоне не менее убедительные факты наличия преемственности между франкскими и нормандскими институтами.

На обсуждение были предложены три соображения:

А) Во всех своих кампаниях викинги руководствовались обостренным чувством скорейшей экономической выгоды. Оно привело их, в частности, к принципиальному согласию на сотрудничество с каролингским государством в Сен-Клэр-сюр-Эпт. У нас нет оснований полагать, что после своего закрепления в Руане они отказались от своих взглядов. Следовательно, норманны могли захотеть сохранить на своем месте и даже привести в систему институты, в которых они были заинтересованы.