* * *

Три утра подряд, вернувшись из школы, Аля немедленно наливала себе коньяк, полстакана где-то. Пила широкими глотками, успокаивалась. В щелочку жалюзи провожала Нину, салютуя ей вслед бокалом. Принималась писать ему — он никогда не отвечал. Унижалась, просила о чем-то, угрожала. Иногда, зависнув над экраном телефона, в изумлении спрашивала себя:

— В уме ли я? Как это случилось?

Двадцать раз на дню набирала его — длинными гудками оттуда, безответно. На четвертое утро номер стал неактивен.

— Сука какая, ну, держись, — взвизгнула молния на куртке.

Уже в туфлях прошла на кухню и выбрала из японских ножей на подставке самый острый. Замотав в кухонное полотенце, осторожно опустила в сумку, чтобы подкладку не порвать. Проходя мимо гостиной, заметила на подоконнике недопитый бокал, подошла допить. Она дернула наверх все эти жалюзи — смысл таиться теперь? Внезапно увидела, как скользнула тень в одном из окон напротив, качнулась портьера.

Аля замерла. Она сразу же разгадала эту тень: сменил номер и сам испугался, оставшись без нее. Для счастливой семейной жизни ему, видимо, необходимо, чтобы она пласталась, истерила, а тут тишина. Вот и прибило к окнам беднягу. Качается штора — Але смешно.

Коньяк катился по горлу, из окон припекало солнышко, и таяло на нем, корчилось ее трехдневное горе: все эти пальцы ходуном, гул в бессонной голове. Она зевнула.

На следующее утро весенняя Аля, с длинной шеей, смеялась с детьми по пути к машине. Заколку она сняла еще в подъезде. Открывая дверь на улицу, тряхнула головой — медные завитки по небесному пальто. Она знала, что там наверху услышат ее смех и даже звон браслетов. А если он спит, то завтра она повторит и каблуки, и смех, и радость утра. Ты ушел жить без меня с нереальной Ниной? Смотри же, я согласна с твоим решением, принимаю его, тоже живу дальше, мимо тебя. После завтрака она выбежала на пробежку в ослепительно-оранжевых кроссовках. Бежала по 14-й к Неве, в наушниках гремело что-то победное, колыхался воздух, притащив от лоточников запах корюшки. А на перекрестке с Большим уже пахло клубникой и тянуло сыростью с реки.

* * *

Мини-отель был всего в двух линиях от дома. Лютый стыд торчать перед его дверью в колодце вот уже семь минут. Аля набирала на домофоне номер гостиничной квартиры в третий раз, но администратор Марина, вымотанная жарой, либо прикорнула в свободном номере, либо убиралась там наскоро. Впрочем, у замужней Марины целый отряд любовников, которых она сформировала из клиентов отеля и с которыми вполне могла отвлечься сейчас. Денег за секс Марина не брала, а вот плату за номер — будьте любезны. До собственника, конечно, эти деньги не доходили. Еще она приторговывала алкоголем, шоколадом, фруктами — всей этой милой чушью, так способствующей страсти и разговорам после. Что до презервативов, то здесь ни-ни: хозяина боялась.

— Чисто его бизнес, здесь только он, — прикладывала к груди пальцы, придушенные кольцами. — Да и много ли на резинках накрутишь!

Это уже второй их отель. В первом через месяц посещений хозяин Толик на ресепшен сердечно пожимал руку Олегу, окидывая при этом Алю взглядом насмешливым и наглым.

— Типа я у нас шлюха, а ты размолодец? Зачем ты вообще подаешь ему руку? Ты когда-нибудь видел, чтобы в отелях здоровались за руку с обслугой?

— Не “Астория” же... ну не могу я игнорировать его пять, — пожимал плечами Олег.

Отель они поменяли. Аля выбрала этот из-за дивного фото, которое всплывало сразу на главной странице сайта, где влюбленные задорно раздирали белыми зубами одну шоколадку на двоих. На деле отель оказался дрянным, бордель, да и все: атласные покрывала с настроченным рюшем, пыльный сиреневый тюль. Еще Марина любила рассадить у подушек мягкие игрушки из “Пятерочки”. Пару раз скручивала лебедей из полотенец, но игрушки проще. С деньгами у обоих было не очень, но Олег обещал в скором времени снять квартиру, а пока надо потерпеть рюши и медвежат, чтобы не плодить тех, кто о них знает. Хватит с нее Толика с Мариной и старухи в окнах колодца, что поджидает ее всякий раз вместе со своей орхидеей.

Сегодня, завидев Алю, старушка принялась энергично подзывать кого-то рукой из глубин комнаты — видимо, глянуть на проститутку.

— Спасибо, бабушка, — произнесла злющая Аля, вытаскивая изо рта жвачку.

Домофон наконец-то ответно заныл; шагнула в прохладу подъезда.

— Вам не приходило в голову, что людям, которые прибегают к вашим услугам, совсем неуютно ждать по десять минут перед дверью? — репетируя, бубнила на лестнице Аля, катая в пальцах шарик жвачки.

За Марининой спиной гигантские водопады на фотообоях. Щеки и декольте блестят от пота, белые кружевные сапоги на ногах.

— Винишко не хочешь с собой? — спросила она вместо извинений, протягивая Але ключ. Цокнула языком: — Холодненькое.

У стойки гудел стеклянный холодильник, набитый напитками и дешевым шампанским. Аля покачала головой. Из коридора прямо на нее вышел розовощекий здоровяк, который, обменявшись с Мариной нежными взглядами, подмигнул ей на прощание. Та взяла под козырек, а Аля догадалась, почему ей так долго не открывали.

— Гаишник мой, — Марина горделиво поводит плечом. — Год уже как. Щас “мерседес” взял последний.

Аля не верила своим глазам. Гаишник был даже хорош собой и, судя по всему, не бедствовал. Вполне мог найти себе постоянную барышню или молодуху какую-нибудь — зачем ему зрелая пьющая Марина?

— Секс халявный, какой дурак откажется? А потом, я в этом деле, знаешь... — Марина мечтательно закатила глаза.

Из кондиционера дул теплый воздух, и Аля вернулась к стойке заменить комнату. Марина в ответ замахала руками.

— Ну ты простая! Где я тебе в обед, да еще летом номер возьму? Все пять под завязку. Летом же как — семью отправили, и вперед, чё ты как маленькая? Ну хочешь, я сейчас быстро наш уберу? Туда пойдете, — сжалилась она.

В номере Аля, задрав плечи, стояла и смотрела, как Марина складывала себе в пакет яблоки и остатки сервелатной нарезки, оплаченные гаишником, — не пропадать же добру. Потом, ползая с простыней по кровати, задыхаясь, рассказывала, как довольна она своим местом, и приработок дай бог, и с женихами ведь как ловко управляется.

Але не верилось, что всего в двух кварталах отсюда она пекла утром Павлу шарлотку, а потом натирала мастикой паркет.

* * *

Теперь ледяным ветром от кондея — Марина постаралась. Аля сидела на краешке кровати, обхватив себя за плечи, раскачивалась немного.

Вот такой еще давний вечер. Июльское воскресенье, и улицы безлюдны, как во сне. Закатное солнце качалось вместе с задней площадкой автобуса, а они там обнимались — Алин нос в его ключице. Не держались почти, пружинили слегка, балансируя. Хотя нет, наверное, он опирался спиной о поручень. Его кожа пахла солнцем и немного луком, а если глубже нос, то можно вытянуть и утренний “Фаренгейт”. Аля, закрыв глаза, парила в этой солнечной пыли и дребезжании сто шестого. Олег мурлыкал что-то без слов, и от этого гудело у него в груди, а у нее — в правом ухе. Ему тоже мирно, нежно. Она вдруг подумала, что всю жизнь теперь будет помнить эту минуту. Была счастлива и знала об этом уже тогда.