— Тебе идет, — Ежов оглядел прекрасную Аню в белоснежных перчатках и синей форменной курточке.

Она шагнула к номеру и постучала. Красиво пропела: обслуживание в номерах.

— Удачи, Анечка, — махнул Ежов.

Аня попружинила улыбкой, потом установила ее, щедрую, окончательную, и, ослепив Ежова напоследок, толкнула тележку в распахнувшуюся дверь.

Открыл мужчина, пьяный, муторный, громко икал, выговаривая ей за ожидание, — в галке халата тощие волосы на груди. Аня вздрогнула, увидев у окна абсолютно голую женщину, постаралась взять себя в руки, но улыбаться перестала. Спросила, куда поставить тележку, быстро превратила ее в круглый стол, подняв деревянные крылья по сторонам, ловко скинула крышки-клоши, скороговоркой презентуя закуски. Сверкали белые перчатки, в серебряных клошах дробился свет ламп.

Женщина у окна шаталась, пытаясь открыть французское окно, молча и ожесточенно выкручивала ручку. Бросила все и попыталась закурить, путаясь в сигарете и зажигалке, чертыхалась, как грузчик.

После двух затяжек снова рванула окно на себя.

— Помоги мне, — хрипло попросила Аню.

Зажмурилась и потрясла головой, когда обнаружила, что девчонка из румсервиса осталась стоять на месте.

— Оно не откроется до конца, — просто сказала Аня. — Только вот это положение проветривания. В целях безопасности гостей. К тому же балкон за окном общий, единый для шести номеров. Выйти туда невозможно.

Ее дружелюбие не обмануло Лару, даже скомканную алкоголем. Что-то неправильное, тревожное было в ночном румсервисе, какое-то бездонное превосходство мерещилось Ларе в темно-серых глазах, она даже слегка протрезвела и, путаясь в рукавах, кое-как натянула халат.

— Слышь, ты, побегайка... — нужно было срочно навести справедливость, наказать мерзавку.

— Всё, Лара, всё, — мужчина шагнул между ними и нетерпеливо расписался в воздухе.

Аня протянула ему счет:

— Поставьте потом, пожалуйста, тележку в коридор, чтобы она вам не мешала, или позвоните мне — я заберу.

Лара ахнула за спиной Коробова, прорываясь из-под его локтя к столу:

— А где мое шампанское, дрянь?

Мужчина закатил глаза и кивнул Ане на дверь.

Она уже выходила, когда за спиной раздался грохот. Видимо, Лара рванула куда-то: не то за шампанским, не то остановить девчонку, чтобы посчитаться за чванство, за летящую спинку. Не удержалась на ногах и, падая, сорвала со стены портьеру, за которой пряталась дверь-проход в соседний номер. Полулюкс Коробовых соединялся с соседним стандартом двойными дверями, и, если заезжала большая семья, они открывались, превращая пространство в привольный люкс. Двери между номерами ничем не прикрывали, не занавешивали — кто против-то? — их и не замечали вовсе. Но на прошлой неделе дети проживающих чем-то исцарапали дверь-проход. Особо не видно, но решили до покраски прикрыть ее золотисто-коричневой тафтой в цвет обоев.

Вот в этой самой тафте и барахталась внизу полуголая Лара Коробова, проклиная жизнь и Петербург. Муж пытался ее освободить, гладил по голове, причитал вокруг, икая.

— Что это? — заплеталась языком Лара, показывая на дверь. — К кому ты нас, сука, подселила?

— Ваш номер с опцией. При желании его можно превратить в люкс. За дверью еще одна комната, — Аня уже стояла на стуле, ловко возвращая занавес на место.

— Там кто-то есть? — с ужасом спрашивала Лара мужа. — Я не буду тут жить! Мы переезжаем, понял? Ты понял меня?

— Там никого нет, уверяю вас. Но если вы настаиваете, мы попробуем найти для вас другой номер.

— Вон отсюда, чмо коридорное! — заорал вдруг Коробов. — Она уже через пять минут забудет про эту дверь. Вали отсюда.

Аня осторожно спустилась со стула, надела мягкие туфли без каблуков и, пожелав постояльцам 515-го спокойной ночи, вышла из номера.

* * *

Утром по стеклянному куполу крыши лупило солнце. Город, морозный и пыльный, стряхнул дымку сепии, плоской, под старину, сделался объемным, контрастным. Синие тени чугунной ограды Мойки улеглись на ледяные тротуары, хрустели матовые лужи под каблуками редких субботних прохожих. Где-то на одной бесконечной счастливой ноте звенела синица: ци-ци-пинь, ци-ци-пинь, ци-ци-пинь. Ежов затушил сигарету и шагнул из подворотни. Ни за что не понять, не разглядеть, где она.

Так и зашел с синицей в голове, ци-ци-пинь. Ресепшен сразу надвинулся на него: какие-то люди у стойки, негодующие руки женщины, вскидывает их, красиво развешивает по сторонам, растерянные лица администраторов, ци-ци-ци-пинь, вот ведь на минутку отошел.

Ежов подтянулся, представился без суеты, чуть двинув бейджик вперед, спросил, что случилось.

— У меня из номера пропали часы, сегодня ночью, — мужчина не выдержал и в конце немного взвизгнул.

Выходящие с завтрака люди с любопытством прислушивались.

— Давайте присядем, — Ежов показал в сторону велюровых диванчиков у стены.

— Хрена тебе лысого, — усмехнулась Лара. — Здесь будем разбираться. Пусть все слышат, как в вашем гребаном отеле людей обносят.

Кивнула администратору:

— Звони давай в ментовку.

Она облокотилась спиной и локтями о стойку, выставив вперед длинную ногу. Пара старичков-французов топталась рядом, стараясь догадаться, что происходит.

Ежов немедленно забыл песню синицы, ахнул внутри: так вот ты какой, тяжелый случай.

— Сами найдем, — ясным голосом сообщил он и улыбнулся. — Даже не сомневайтесь. Сейчас, пока беседуем, девушки посмотрят в программе историю заходов в номер. Замки электронные, карточки магнитные. В системе все фиксируется: когда и каким ключом открывалась дверь. А потом уже по установленному времени захода коридорные камеры посмотрим. Но первым делом надо поговорить: когда последний раз видели часы, где снимали, хорошо ли искали в комнатах.

Ежов повернулся и пошел к диванчикам. Коробовы нехотя потянулись за ним.

* * *

Иногда диванчиком все и заканчивалось. Гости немного успокаивались, по минутам вспоминали историю пропажи, среди вопросов и ответов могли вдруг насторожиться и тихо покраснеть: а может быть, оно осталось в том светлом плаще? Взволнованно взмывали в номер и, о радость, звонили, извинялись, смущенно улыбались на чекауте. С кем не бывает, отвечал хорошим взглядом администратор, счастливого пути, улыбался охранник на входе, а швейцар и белл-бой просто кивали вслед. Были и такие, что не перезванивали, не извинялись, но и о пропаже больше ни слова.

Коробовы заявляли, что в номер вернулись сразу после закрытия бара, в два или в три, какая разница, можно посмотреть, в часах, конечно, и больше никуда не выходили, магнитным ключом ночью не пользовались, лично они не пользовались, потом два раза приходила эта сука из обслуживания номеров, она-то часы и приголубила, ясно как божий день, нет, никакого особого места у них не было, не завелось еще, где-где, где снял, там и бросил, нет, у изголовья теперь не часы — телефоны кладут.