Виктор все с той же улыбкой ответил:

— Знаю, мой ребенок! — Затем поправился: — наш с Надей!

Капитолина Ивановна в полнейшей растерянности порывалась задать много-много вопросов, но произнесла лишь:

— Когда же вы успели?

Виктор смутился, даже покраснел.

— Так получилось. — И уже озабоченно продолжил: — Не знаю, как сказать об этом Платону Федоровичу. Возможно, придется, нам всем — мне, Платоше, Наде с ребенком — переехать из этого дома…

— Погодь, не спеши. Уже и переезжать! Не надо сейчас ничего хозяину говорить. Месяца три еще свободно можно подождать. По Надиной фигуре долго не будет видно ее положения. Посмотрим, что дальше будет. А потом, не забывай, что он как-никак родной отец Нади. Может, хоть какая-то жилочка дрогнет? Хотя, конечно, горько все. А хозяин, я вижу, в монастыре освоился. Говорил, для него там специально комнату пристроили. Ну еще бы! Он же на все дает деньги. А ты говоришь — переезжать! А здесь кто останется?

Баба Капа поднялась из-за стола, все еще в расстроенных чувствах, и озабоченно посоветовала Виктору:

— Ты, Виктор Андреевич, уже сегодня не заходи к Наде. Я, так думаю, они сегодня с Платошей в его детской будут спать. Ребенок сильно понервничал, Надя его не оставит одного. Пусть они там успокоятся. А с Надеждой будешь завтра объясняться, если не боишься, — добавила она уже с иронией.

Виктор замялся и, несмело поглядывая на нее, попросил:

— Поговорите вы сначала с ней, Капитолина Ивановна. Пожалуйста!

— А куда же мне деться? Придется поговорить. Заодно поругаю — в любви своей неземной призналась, а самое важное — дите, скрыла! На что надеялась? Даже страшно подумать — может, чего дурного задумала?! Ну да ладно, Бог милостив. Иди отдыхай. Я еще выйду во двор, проверю, как там Тузик. Он за день так перекрутит цепь, что ошейник к ночи становится тугой.

* * *

Виктор остановился, прислушиваясь, перед дверью детской. Там было тихо. Тогда он неслышными шагами подошел к комнате Надежды. Тоже было тихо, но сквозь дверную щель просачивался свет, и Виктор тихонько постучался — ответа не было. Машинально толкнул дверь — она открылась. Да, там горел свет, но комната оказалась пуста.

Мужчина прошел к дивану, сел, надеясь, что Надя вот-вот придет. Совет бабы Капы проигнорировал. Невыносимо ждать до утра, зная, что Надежда уверена в его связи с этой Лией или Леной… черт бы ее побрал! Хотя он сам приволок чужую девицу в дом. Придумал же такое!

Виктор склонился на подушку и, закрыв глаза, продолжал третировать себя за совершенную глупость. Так незаметно уснул.

* * *

Когда Надежда, попрощавшись, вышла из столовой, Платон еще крепче вцепился пальчиками в ее руку и, заглядывая ей в лицо, тревожно спросил:

— Надя, ты меня не бросишь?

Непонятное чувство охватило ее. Перед глазами как киношная картинка: Ольга с горячечными глазами оставляет Платошку ей, Наде. И просит, чтобы — навсегда. Надежда тогда согласилась, теперь — это ее ребенок. Но сегодня отец Платоши целый вечер убивал ее, порол прилюдно плетью. Она сейчас — бесчувственная. Лишь просила неизвестно кого сохранить ее еще не рожденное дите.

Она намерилась убежать отсюда. О Платошке забыла. А он это почувствовал и, когда вошли в комнату, тоскливым голосом попросил:

— Надя, поженись на папе!

Она в это время раздевала мальчика, готовя ко сну. Услышав предложение, присела, держа в руке его рубашечку, и устало ответила:

— Платон, ты говоришь глупости! Жениться могут только мужчины. Это твой папа может жениться на красивой девушке Лие.

— Нет! — выкрикнул мальчик так, что Надя вздрогнула. А он таким же голосом продолжал: — Она некрасивая! Баба-яга! Папа не поженится на ней! — Помолчав, Платоша, уже тихо, еще раз попросил: — Ты только не уйди, Надя! А то я тоже тогда убегу!

Лежа в постели, он хватал ее за руку. Надежда, совсем без сил, монотонным голосом отвечала:

— Успокойся, я не брошу тебя.

Она чуть не добавила: «я Оле пообещала», но вовремя остановилась и продолжила:

— Если куда и поеду, возьму тебя с собой.

— Точно? — Платоша с загоревшимися глазами предложил — Давай палец!

И они зацепили свои указательные пальцы.

— А теперь — спать! — Надя укрыла мальчика до подбородка, хотела вернуться в свою комнату, но Платон жалобным голосом попросил:

— Надя, а ты спи на диване у меня в комнате. Помнишь, как раньше, когда я боялся?

Она попыталась было отговориться:

— Но сейчас-то ты ничего не боишься. Ты же сам говорил.

Он насупился и неохотно буркнул:

— Боюсь! Эту Лию. Вдруг она в мою комнату придет?

Надежда вздохнула и принялась стелить себе на диване в комнате ребенка.

Уставший Платоша, увидев, что Надя остается, успокоился и уже полусонным голосом проговорил:

— Надя, дверь хорошо запри!

Надежда выключила свет и тоже легла в постель. Чувства ее были притуплены. Надю охватило полнейшее к себе равнодушие. В ее душе оставалось живым только одно местечко — ее дети. Один — спит, второй (она тронула себя за живот) — тоже в безопасности. Будем жить дальше. Ничего неожиданного не произошло.

Придется обратиться к отцу, Платону Федоровичу. Надо утром позвонить ему, попросить, чтобы приехал. Надя вспомнила, он, уезжая, сказал: «Звоните, если что».

Рассказать ему, как Оля перед смертью оставила Платошку ей, Надежде. Навсегда оставила. Показать портрет Ольги и Нади. Объяснить отцу, что Ольга знала о своем родстве с Надеждой… Все это затем, чтобы ее не разлучили с Платошей, когда Виктор Андреевич женится. У мальчика еще слишком свежая рана от ухода мамы, и еще одно потрясение бесследно для него не пройдет. Платон Федорович поймет и поможет. Он души не чает в своем внуке.

Надя горестно усмехнулась, подумав: «Скоро у него второй внук родится. Но второму на любовь деда надеяться не стоит».

Да, дефицитной оказалась эта самая любовь. Не любят их — ни Любу-маму, ни Надю. Вон какую красавицу Виктор привел! Надежда вспомнила, как прихорашивалась перед ужином. Волосы распустила, платье надела… Тьфу!

Зато Платошке как понравилось! А Наде и это приятно. Поворачиваясь в постели, она коснулась лица и с удивлением обнаружила — оно мокрое. Оказывается, все это время слезы сами по себе текли из глаз… Чего, спрашивается? Она вытерла щеки пододеяльником, заставила себя посчитать до ста — может, хоть немножко уснет?

Забылась Надежда где-то под утро. Вряд ли это можно назвать сном. Мысли в голове остались те же, и она продолжала рассуждать. Только где-то совсем отдаленно появилась Люба-мама. Мама молчала, лишь лицо ее сияло усмешкой и было радостным. Как теплое солнце в летнюю пору. И чему мама радуется? Ведь Надя ей уже все свои горести поведала. Главное: «Не любит он меня, мама! Привел девушку-красавицу. Куда мне до нее?!»