— Все ясно. У тебя уже живот видно. Тут четыре налицо, а ты: «три»… Мой тебе совет: как можно быстрее признайся Гене. Он будет счастлив. Он..,

Ольга немедленно вспыхнула, лицо ее исказилось, слезы брызнули из глаз.

— С чего вы взяли, что это Генка? Кто вам сказал?! Языки поотрывать бы! Да вы только представьте его рядом со мной! Обхохочешься!

Ольга ревела, а словами пыталась изобразить смех. Взрыв ее эмоций немедленно убедил Полину в том, что она угадала. Ольгин ребенок от Генки Капустина.

— Значит, спать с ним — не обхохочешься. Сойдет. А в мужья надо кого-нибудь посолидней. Я правильно тебя поняла?

— Да ну вас! Я к вам за помощью пришла, как к старшей! А вы туда же со своими нравоучениями! Все равно я этого ребенка рожать не буду! Не заставите! И замуж за этого идиота не пойду, хоть убейте!

— Гена — не идиот, — спокойно возразила Полина. — Он порядочный, добрый парень. Он будет отличным мужем и отцом, кому посчастливится. А вот ты…

— А я — дрянь! — вскочила Ольга и пролетела мимо Полины в прихожую. — Так по-вашему? Всю зиму с Генкой встречалась потихоньку, чтобы никто не знал, потому что тошно одной! А мечтала-то о другом! Хотела-то другого! Надо же, какая я бяка!

— Все мы когда-то о чем-то мечтали, — спокойно сказала Полина. — Жизнь заставляет корректировать планы и, бывает, ломает мечты. Но поверь мне, девочка, она всем приготовила подарки. И тебе тоже. Только ты сейчас добровольно от своего подарка отказываешься…

— Нужен мне такой подарок!

— Да это же твой ребенок, дурочка! Часть тебя! Как не подарок?

Ольга в сердцах махнула на Полину рукой.

— Не хотите помочь, так и скажите. Зачем красивыми словами прикрываетесь?

— Тебе в больнице сказали, что аборт поздно делать? Чего же ты от меня ждешь?

— Ну ведь есть какие-то таблетки, травы, наконец? — не унималась Ольга. — Вы ведь всем помогаете! Чем я-то не угодила?

— Ты меня не за того принимаешь, Оля. Я абортов не делаю. Я люблю детей.

— Так, значит, не поможете?

— Я хочу, чтобы этот ребенок родился, — четко ответила Полина. — Вот тогда помогу обязательно.

Ольга резко повернулась. Дверью хлопнула так, что зазвенела посуда в буфете.

Полина задумчиво постояла у окна, глядя вслед нежданной гостье. Затем спохватилась, стащила халатик, натянула юбку, блузку и вылетела из дому. Торопливо зашагала по утоптанной дорожке в сторону колхозного гаража.

Она без труда нашла зеленый Генкин автобус. Из-под него торчали длинные ноги в коричневых ботинках. Генка не удивился приходу Полины. Вытер замасленные руки, показал на зеленый пятачок под березой. Сели на лавочку.

— Выступать, что ль, опять? — без энтузиазма поинтересовался парень.

— Нет, Ген. На этот раз я по личному. Можно?

— Валяйте… — Генка достал сигареты, закурил.

— Что-то анекдотов не слышу… — улыбнулась Полина. — Что-нибудь случилось?

— А что могло случиться? — не глядя на нее, отозвался Капустин. — Разве у нас тут что-нибудь случается? Так… работы много. Не до анекдотов.

— Понятно. А с Ольгой почему поругались?

Генка посмотрел на Полину, подумал. Ничего не ответил, отвернулся.

— Откуда вы знаете… про нас с Ольгой? Так… Глаза есть и уши. А что, это великая тайна?

— Да какая там тайна. Я бы… Так Ольга хотела. Если хоть одна живая душа, говорит, узнает, ко мне больше не подходи. Стесняется она меня.

— И что? Кто-то узнал?

— Ну да. Павел Гуськов тогда в Клубе застал нас. Я ей говорю: «Да он не видел никого, он свою Ирму искал, он пьяный был». А Ольга слушать не хочет. Не подходи ко мне, говорит. Как отрезала.

— И что же ты? Даже бороться за нее не собираешься?

— Бороться? — Генка снова пристально взглянул на Полину. Его крупные полные губы вздрагивали. И палец с сигаретой тоже дрожал. На носу от волнения выступили капельки пота. — С кем бороться-то? С ней? Я люблю ее… Как я с ней бороться-то буду?

Генкин лоб покраснел, рыжие волосы прилипли к коже. Он несколько раз торопливо затянулся, пытаясь унять дрожь. Полина физически ощутила всю боль, исходившую от этого человека.

— Придется побороться, Гена, — вздохнула она. — Ольга ждет ребенка.

Она видела, как Генка замер при этих словах. Как окаменели его спина и плечи. Как капельки пота выступили уже на лбу, а нижняя губа задрожала сильнее. Он повернул к ней голову. Его глаза, подернутые влагой, умоляюще вцепились в Полину.

— Пока еще ждет, — добавила она без улыбки.

Генка поднялся и, силясь что-то сказать, попятился прочь от Полины. Она следила за его лицом и замечала, как отчаяние сменяется другой сложной гаммой чувств. Она могла бы назвать Генку обалдевшим, безумным, ошарашенным, каким угодно в эту минуту, но только не некрасивым. Он был сейчас почти красив в своей буре эмоций. Наконец, стукнувшись спиной о забор, он повернулся и побежал гигантскими шагами, распугивая копошащихся повсюду кур.

Полина возвращалась домой совершенно обессиленная. Казалось, она пережила только что, кроме своих эмоций, еще и всю гамму Ольгиных плюс непростые Генкины. Сил абсолютно не осталось. Она тащилась по улице, как после тяжелой физической работы, — разбитая. Решила нарочно сделать крюк и пройти по тополиной аллее. Это всегда помогало ей в подобных случаях. Тополя росли возле школы. Были старые, большие. Аллея тянулась от школы до детского сада, и тенистая прохлада деревьев неизменно манила к себе. Полина давно заметила, что, входя в аллею, она словно обменивается с деревьями чем-то сокровенным. Она была непоколебима в убеждении — деревья живые и способны понимать человека. Только не каждый человек умеет это почувствовать и употребить себе на пользу. Ей посчастливилось. Это стало ее маленькой тайной, одной из тех доступных радостей, которые способно подарить Завидово. Едва она вошла в аллею и услышала над собой мерный спокойный шелест, знакомое чувство стало опускаться на плечи. Она сбросила туфли и пошла босиком. Шла медленно, так, чтобы каждое дерево смогло сказать ей то, что хотело. Деревья помнили ее школьницей. И это было так удивительно, что Полина иногда дотрагивалась до стволов, здороваясь с ними. Усталость уходила, уступая место умиротворению. Когда Полина почти уже миновала аллею, ее внимание привлекла знакомая фигура, маячившая на школьном стадионе. Так и есть. Сын Тимоха собственной персоной. Тимоха пересекал стадион, шел в ее сторону. Вел он себя странно. То быстро шагал, почти бежал, то останавливался, рассматривал что-то у себя за пазухой, поправлял и снова бежал вприпрыжку. Тимоха явно направлялся не домой, а ведь она наказала помочь ей по хозяйству. Полина остановилась и стала наблюдать. Тимоха пересек аллею, не заметив мать. Перебежал дорогу и остановился на обочине, вглядываясь в улицу. Полина попробовала проследить, куда он смотрит. Вынув то, что прятал за пазухой, он топтался на месте, вытягивая шею в одном направлении. Полина подошла к сыну почти вплотную, но он ее не видел. Все его существо было устремлено в сторону неказистой Плешивкиной «засыпухи», во дворе которой Марина, новая сотрудница Полины, вешала белье. Марина была в короткой юбочке. Юбочка эта при каждом прыжке девушки задиралась и обнажала ноги до самого их истока. Веревка была натянута высоко, с расчетом на тяжелые пододеяльники и простыни. А Марина вешала свои невесомые трусики и прозрачные «бюстики». Чтобы достать веревку, девушке приходилось применять свое мастерство танцовщицы и выделывать па.