А тот, словно только этого и ждал, выдернул из костра палку, подошел.

– Можно я? – попросил Малой. – Ну, дайте мне!

Но Демьян взял палку сам, свободной рукой дернул вверх Анжеликину футболку, ткнул головешкой прямо в живот.

Она не сразу почувствовал боль. Сначала завоняло паленой кожей, а потом тело словно током пронзило. Анжелика закричала. Все, нет больше сил ни терпеть, ни тянуть время! Вообще никаких сил нет!

Демьян не ожидал, что она может напасть. Оттого, наверное, и не среагировал сразу. Этой секундной растерянности ей хватило, чтобы выдернуть у него из-за пояса нож, полоснуть по тому, до чего удалось дотянуться. Получилось по левой руке. Теперь по жилистому запястью Демьяна на землю стекали ручейки крови. Не смертельно, но для начала сойдет.

Заорал дурниной Гриня, заметался по поляне, пытаясь сбросить с себя Крыса. Крыс упал на него с дерева и сейчас рвал лицо когтями и зубами. Одним словом, делал то, что так хотелось сделать самой Анжелике. Хороший мальчик!

– Не подходи! – Анжелика перехватила рукоять ножа поудобнее, снова замахнулась на Демьяна.

Тот отшатнулся, но не испугался, усмехнулся, облизал пересохшие губы, заметил:

– А ты и вправду девка – не промах. Эх, так не хочется тебя убивать, но придется. Не могу я допустить, чтобы какая-то баба со мной так…

Что-то изменилось в окружающем мире. Или это Анжелика сама изменилась? Картинка стала ярче и четче и, кажется, словно замедлилась. В этом медленном мире Анжелика отчетливо слышала, как капает на землю Демьянова кровь, как шуршит трава под чьими-то крадущимися шагами, как тихо щелкает предохранитель. А потом оглушительно громко прозвучал выстрел, и Демьян, ойкнув совсем по-бабьи, начал медленно валиться с ног. Второй выстрел последовал почти сразу за первым. Заорал, заверещал, хватаясь за пах, Малой. Крики его сплелись с криками Грини, который одновременно пытался и сбросить с себя Крыса, и сдернуть с плеча ружье. Не успел. Тот, кто пришел, наконец, им на помощь, оказался быстрее и опаснее, приложил Гриню прикладом по башке.

Как хорошо, что в этом чертовом месте оказался кто-то опаснее этой троицы! Кто это? Архип?

Не Архип… В десяти шагах от Анжелики с двустволкой наперевес стоял Леший. Вид у него был совершенно дикий, словно в его тело вселился бог войны. И смотрел он не на нее, спасенную Анжелику, а куда-то поверх ее плеча. Недолго смотрел, а потом заорал:

– Лика, безвременники! Беги!

Запах крови и крадущиеся шаги… В своем нынешнем измененном сознании она, кажется, уже и сама понимала, чьи это шаги. Понимала, но все равно обернулась.

Они шли цепью, шесть голодных тварей. По две на каждого из банды Демьяна. Скоро, очень скоро безвременников станет девять.

– Лика! – Леший дернул ее за руку, потянул за собой, рявкнул совсем как Архип: – Не оборачивайся!

Но она все равно обернулась. В ее измученной душе просыпалось что-то почти такое же кровожадное и беспощадное, как безвременники. Она хотела видеть!

Она видела, а вот ни Демьян, ни Гриня, ни Малой не видели ровным счетом ничего. Не чувствовали, как впиваются им в шеи острые жала. Они тупо смотрели перед собой и улыбались, а из многочисленных ран от дроби – Леший стрелял по ногам, как и учил Архип! – из многочисленных ран больше не вытекло ни капельки крови…

А Леший все тянул и тянул ее за собой, крепко, до боли сжимая руку, не позволяя ни остановиться, ни передохнуть ни на секунду. Остановился он, лишь когда уже вконец обессилевшая, задыхающаяся Анжелика была готова сдаться, упасть. Не позволил, подхватил, прижал к себе.

– Все. Теперь уже все. – Он говорил и гладил ее по голове. Как маленькую девочку. Никто и никогда не гладил ее по голове. Никто и никогда не защищал ее вот так, не спасал и не поддерживал. Она и не знала, что такое вообще бывает в этом мире. – Лика, ты прости меня. Я не должен был им позволять обижать тебя, но мне требовалось время, чтобы…

Договорить она ему не дала, впилась в губы жадным поцелуем. Теперь им обоим стало нечем дышать. Так было честнее и правильнее.

Ах, каким счастливым местом стал для Степана его лесной дом! И подумать он не смел, что такое в его жизни возможно, что достанется ему самая лучшая женщина на земле, что будет любить его так истово, так отчаянно, что аж страшно.

И еще один страх терзал Степана. Нет, не Игната он боялся, про то, что Оксана – мужнина жена, он в тот самый первый раз думать забыл. Он боялся за всех своих девочек разом. И за Оксану, и за Аленку, и за Настену.

За Настену боялся особенно сильно, потому что, пока упивался своим собственным счастьем, словно ослеп, не заметил, как с девочкой приключилась беда. Хотя поначалу-то подумалось, что не беда, а наоборот – радость.

Про Настену ему рассказала Оксана. Нынче Оксана про золовку знала куда больше Степана, сдружились девочки.

– Степа, нам нужно что-то делать… – Они сидели на каменном крыльце его дома, наблюдали, как купается в лесном ручье полуденное солнце.

– Что делать?

Он, признаться, решил, что Оксана сейчас о них, потому что, хоть и счастливая у них была нынче жизнь, но счастье это виделось заемным, не своим. Степан уже и сам подумывал, что нужно что-то решать. А вот хоть бы взять девчонок и увезти куда-нибудь на край земли, чтобы ни Игнат, ни Вран не нашли. Подумывать-то подумывал, да только знал правду: если от Игната скрыться получится, то от Врановых крылатых соглядатаев не уйти. Эти твари найдут и на краю земли. И еще с одной правдой ему приходилось считаться, с тем, что он не простой нынче человек, а пограничник, что привязали его серебряные нити к этому месту крепче стальных цепей. Уйти-то, может, и получится, а вот что станется с его жизнью, с его натурой, непонятно.

– Ты только не злись и не ругайся. – Оксана погладила его по волосам, и на душе сразу сделалось тепло, вылетели из головы все тяжкие мысли. – Обещай, Степа.

– Обещаю. – Ей, своей любимой, обещать он был готов все что угодно. И не только обещать, но и сделать.

– Настена беременна. – Прозвучало это как гром посеред ясного неба.

– Как?.. – выдохнул он. А уж потом, подумав мгновение, спросил другое: – Кто отец?

– Артемий Завацкий, кто ж еще? – Оксана улыбалась, но как-то тревожно. А у Степана, наоборот, от сердца отлегло. Хороший парень этот Артемий! Даром что писатель! И супруг для Настены из него получится хороший. А что балбес и идейный, так это с возрастом пройдет. Они с Дмитрием ему помогут, наставят на правильный путь.

– Ну, коль уж так получилось, что до свадьбы, – он поцеловал Оксану в висок, – что ж поделать? Если срок еще небольшой, так никто и не узнает. О чем печаль, Оксанка? – Как же хорошо, как же сладко было называть ее вот так запросто – Оксанкой!