– У тебя, Артемий, тогда, помнится, жар был? Нездоровилось тебе, оттого и в карты мне проигрался.

Ему ведь и в самом деле нездоровилось. Странный был мальчишка, словно сам не свой. И Дмитрий даже пытался его осмотреть, но Артемий отказался, сказал, что перегрелся на солнце, все пройдет.

– Был жар, Степан Иванович! – Он и сам за эту мысль ухватился, понял, куда Степан клонит. – Думаете, это я в бреду такое… натворил?

– Ну, отчего же натворил? – успокоил его Степан. – А в бреду всякое с человеком случиться может. Вот чувства твои к Настене и проявились.

– Так проявились, что я не помню ничего? – он и хотел и не хотел верить.

– Главное, что она помнит и тебя ни в чем не винит. Если ж все по любви, так чего уж теперь? Ты, главное, с предложением не тяни, не позорь порядочную девушку. А что не помнишь ничего, так это не беда. Сколько у вас с ней впереди…

Подействовали на Артемия Степановы слова, разволновался, аж из-за стола вскочил, а чернильницу так и вовсе опрокинул.

– Сделаю! – сказал с жаром. – Вот прямо сейчас и попрошу ее руки! Я же не знал, не думал даже… А она молчала… Да как же так?..

– Всякое бывает. – Степан тоже встал, пожал мальчишке руку, произнес со значением: – И про Настену ничего дурного не думай. Хорошая она девушка. Другой такой тебе не найти.

В тот момент ему думалось, что удалось хоть как-то помочь этим двоим. Если дите родится похожим на Настену, так и вовсе все может сладиться. А вот ему нужно еще кое-что сделать. Потому что кулаки чешутся, аж мочи нет терпеть! И потайной ключ острыми краями раздирает кожу. И воронье над садом кружится. Вернулись Врановы соглядатаи. Значит, и сам он уже недалече…

Вранова башня щерилась привычно открытой дверью, заманивала глупую жертву в свои липкие сети. Вот только Степан не жертва, а пограничник! Его голыми руками не возьмешь!

– В гости пожаловал? – послышалось за спиной. Он даже порог не успел переступить.

Оборачивался медленно, давал понять этой нежити, что не боится. Но потайной ключ уже не ворочался под кожей, а полыхал на руке во всю силу. Что, если и Врана попробовать ключом, как когда-то безвременницу? Вдруг получится?..

Но стоило встретиться с Враном взглядами, как стало ясно, против него потайной ключ – что рогатка против медведя. Другим чем-то нужно. Но здравые мысли – это одно, а ярость – совсем другое. И ярости своей Степан тут же дал волю: ухватил Врана за горло, прижал к каменной стене, зарычал в насмешливое, у очередного покойника украденное лицо:

– Как ты посмел?! Тебе Оксаны было мало, теперь за Настену взялся?

– А ты многое знаешь, пограничник. – Вран не испугался и вырваться не пытался. Казалось, его забавлял этот разговор. – Мне думалось, ты поглупее будешь, а оно вон как. И как тебе с Оксаной после меня? Что ты чувствуешь, когда ее в свою постель укладываешь? – он усмехнулся. – Что? Думал, ты один только чужие тайны знаешь? Так я тоже много чего ведаю. Молчу пока, до поры до времени, но могу ведь и рассказать. И как считаешь, кому из нас Игнат быстрее поверит? Что сделает с неверной женой? Что с дочкой ее сделает?

– С твоей дочкой, – прохрипел Степан.

– А пусть даже и моей, – согласился Вран. – Только мне, как и Игнату, дочка не нужна. Если хочешь, забирай себе обеих. Только на пути моем не становись! – сказал и дернул подбородком. Казалось, легонько, а Степан отлетел в сторону, рухнул на землю, словно с высокого дерева. Аж в голове загудело. Сначала загудело, а потом послышался насмешливый Вранов голос: – Я тебе, пограничник, жить не мешаю. Не трогаю ни бабу твою, ни ребятенка. А ты подумай, если вдруг трону? У Оксаны кожа тонкая, нежная, ну точно лайковая. А уж про девчонку я и вовсе молчу…

Вскочил на ноги. И откуда только силы взялись! Ринулся снова на Врана. И даже до кадыкастой шеи дотянуться сумел, зарычал в бешенстве:

– Если с ними, хоть одной из троих, что-нибудь случится, я тебя убью. Верь мне, найду способ! Не спасет тебя твоя Погоня, зубами рвать стану на мелкие клочки!

Всего на мгновение мелькнуло что-то во Врановом взгляде, Степану хотелось думать, что страх, а потом Вран его отшвырнул. И когда Степан снова на ноги вскочил, на том месте, где только что стоял его заклятый враг, увидел черную завесу из птичьих тел.

– Не лезь в мои дела, пограничник, – донеслось из-за этой завесы. – Глядишь, и я смилостивлюсь, не заставлю тебя до конца дней горевать над могилками своих девок. А сунешься еще раз – берегись! С Оксаны твоей первой начнут. Погоня моя давно человечинки не пробовала, истосковалась…

Степан снова бросился. Грудью прямо на стену из птиц, да только налетел на стену из камня. Исчезли и птицы, и их хозяин, словно их и не было… Вот только страх, что острой занозой засел в Степановой душе, никуда не делся, раздирал эту душу в кровь…

Артемий свое слово сдержал. В тот же вечер явился в Горяевское просить у Игната руки его младшей сестры. Да только напрасно! Разве ж пара какой-то нищий писатель его Настене?! Не пара! У него для любимой сестрицы уже приготовлен жених. И пусть жених стар и страшен лицом, пусть похоронил уже трех жен, зато человек при деньгах и связях. Настена за ним будет как за каменной стеной. А что еще глупой бабе надо?! Какая такая любовь?!

Вступиться за влюбленных пыталась и Оксана, и баба Праскева, и Дмитрий Быстров. Да и сам Степан пробовал бывшего друга уговорить, усовестить. Да только как усовестить того, кто совесть уже давно потерял? А вместе с совестью и сердце…

Игнат никого не желал слушать, ярился, грозился Артемия собаками затравить, а Настену так и вовсе приказал во флигеле запереть и охрану приставить, а управляющему Григорию Анисимовичу велел подготовить дом к приему дорогого гостя. Очень уж будущий жених торопился с самим Игнатом Горяевым породниться!

Вот такое началось в поместье сумасшествие. И пробиться сквозь Игнатово упрямство не удавалось никому. Не слышал он больше людей. Не считался даже с теми, кого когда-то любил. А Вран за всем наблюдал со стороны и посмеивался. А еще никуда больше не уезжал, ждал. Чего ждал? Того, что Настенин стремительно растущий живот уже будет не скрыть ни под какой одеждой? Степан теперь тоже из поместья старался не отлучаться. Кругами ходил вокруг дома, присматривал, чтобы ни с одной из его девочек не случилось беды, думал, как выручить Настену. А еще приходилось приглядывать и за Артемием. Парнишка не смирился, рвался в Горяевское к любимой. Дважды был пойман охранниками, дважды избит так сильно, что Дмитрию приходилось его неделями выхаживать.

Скандал разразился, когда в Горяевское наконец явился жених, чтобы обговорить с будущим родственником детали предстоящей свадьбы. Жених даром что был стар и подслеповат, а Настасьин живот заприметил сразу… С принципами оказался жених, от невесты с таким «приданым» отказался. Если бы не Степан да баба Праскева, что кинулись на Настасьину защиту, Игнат бы, наверное, сестру убил. Забил бы до смерти той самой плеткой-семихвосткой, которая когда-то так нравилась Врану. Руку с занесенной плеткой Степан успел перехватить, а баба Праскева стеной встала между Игнатом и Настеной.