Еще как полетят, если металлическая коробка величиной с небольшую книжку не вернется в руки наших специалистов. Уж что-что, а изящно отравить жизнь невинным людям в Российском государстве умеют.

Интересно девки пляшут. Срок ультиматума истекает с минуты на минуту, а крыть нечем – все козыри кончились. Вот-вот пройдут полтора часа с момента моего вторжения в нутро «Косатки», а ничего не случится: ни стука снаружи, ни скрежета по металлу корпуса. И тогда противник раскусит наш блеф.

Черт. Надо что-то предпринимать.

Чувствую теплую ладонь Анны.

– Женя, послушай… – легонько сжимает она мою руку и взволнованно говорит: – Послушай меня, пожалуйста. При всей секретности этого проклятого блока… При всей его важности – он не стоит чьей-то жизни. Ни моей, ни твоей! Пусть он останется у них!..

Мне очень приятно это слышать, девочка, но… я обязан сдержать слово. План твоего личного спасения строился на спасении командного блока – лишь на таких условиях наш общий знакомый по имени Сергей Сергеевич позволил попытать счастья на глубине. Иначе он давно бы принял простое и лаконичное решение уничтожить «Косатку» со всем ее содержимым. Старик он вроде ничего, но в вопросах, касающихся безопасности и всяких там секретов, – беспощаден, как Святая инквизиция. Исходя из его кровожадности, у меня возникает резонный вопрос: не даст ли старик команду атаковать лодку, если на ее борту останется блок?

– Каково твое решение? – коверкая слова, торопит Питер.

Решение? С каждой минутой я все больше склоняюсь к нестандартному решению, не предусмотренному протоколом наших переговоров. За полтора часа, проведенных внутри лодки, я видел пятерых моряков. Всего пятерых. Не факт, что у меня получится с ними справиться, но попытаться стоит.

– Сколько осталось до истечения срока?

Он смотрит на часы.

– Четверть часа.

– Десяти минут хватит, чтобы выпустить одного человека через шлюз?

– Вполне.

– Тогда дайте пару минут подумать. И если нетрудно – проводите в гальюн.

Один морячок остается с Анной, трое сопровождают меня в сторону кормы. Минуем круглый люк водонепроницаемой переборки и оказываемся в соседнем отсеке. В данную минуту меня мало интересует его назначение и содержание – я целиком поглощен порядком, в котором происходит конвоирование. Порядок таков: вооруженный пистолетом подводник ныряет в отверстие люка первым и, отступив на шаг, ждет меня; я следую вторым; третьим в отсек из ЦП входит Питер; замыкает шествие капитан.

На подходе к туалету в моей голове появляются наброски некоего плана. Даже скорее не плана, а бесшабашной идеи. Ну и ладно, чего там! Какой русский не мечтает хотя бы разок в жизни выдернуть шнур и выдавить стекло?..

– У тебя две минуты, – показывает Питер два пальца. – Всего две!

И, прикрывая за мной дверь, оставляет огромную щель.

Две так две. Делаю то, для чего пришел; после застегиваю «сухую» молнию комбинезона, чтоб не мешал и не сковывал движений.

Выхожу. Напряжение слегка нарастает – вдруг порядок при возвращении в центральный пост изменится?

Нет, морячок снова лезет в круглый люк первым, а меня заставляют последовать за ним.

Вот оно – преддверие момента истины!

Перешагиваю одной ногой через комингс, просовываю в дыру сцепленные «браслетами» руки. Выныриваю в ЦП. Руки вроде бы случайно оказываются около висящего на переборке огнетушителя.

Доля секунды. Мне требуется доля секунды для решения ключевой задачи – сорвать со стены пятикилограммовый огнетушитель. Он – моя единственная надежда и мое единственное оружие.

Профессия у подводников сложная, не терпящая халатности и ротозейства. А к средствам пожаротушения экипажи подлодок всегда относятся с трепетной ответственностью – это в буквальном смысле вопрос жизни. Поэтому огнетушители (не говоря уж о более серьезных системах) всегда исправны, находятся на штатных местах, наполнены огнегасящей смесью, проверены. И что самое главное – доступны. Срывай и пользуйся…

* * *

Одним движением сорвав тяжеленький огнетушитель, с разворота бью им в голову первого морячка из конвоя. Удар получается неожиданным и сильным – подводник отлетает к противоположной переборке.

«Не жилец», – пулей проносится мысль.

Мой расчет верен: второй целью становится узкий лоб Питера, появившийся аккурат к своей очереди в круглом отверстии люка. Удар выходит менее удачным, но добивать некогда – где-то сзади торчит еще один морячок, оставленный стеречь Анну.

Резко смещаюсь в сторону. Обернувшись, осознаю: добраться до него не успею – он у дальней переборки, рядом с Анной. И лихорадочно тянет из кобуры пистолет.

– Анна, пригнись, – размахиваюсь баллоном.

Морячок отскакивает, однако запущенный красный снаряд ударяет его в спину, что дает мне лишнюю секунду.

В один прыжок оказываюсь рядом и со всей дури бью сдвоенным кулаком по черепу.

От резкой нагрузки левую лопатку простреливает боль. Рука не слушается и тупо повторяет движения правой, которой я пытаюсь вытащить пистолет…

– Женя! – вскрикивает Анна.

Да-да, я помню о недобитом пловце и вполне себе здоровом капитане подлодки. А еще помню о пятом подводнике, прибегавшем в ЦП из кормового отсека. Они все за переборкой, у открытого круглого люка. И все вооружены. Но что делать? Я вынужден идти ва-банк и надеяться на счастливый случай. Вынужден.

Резко крутанувшись, вскидываю двумя руками пистолет.

Нужно выстрелить первым. Но не абы куда, – эти штучки на глубине чреваты катастрофой. Уж если позарез требуется пострелять в замкнутом пространстве, напичканном к тому же жизненно важными трубопроводами, баллонами со сжатым воздухом, приборами, электропроводкой, то стрелять надо точно в человеческое тело. Пуля либо останется в нем, либо вылетит, потеряв большую часть энергии. Все остальное – самоубийство и голливудский бред.

Вижу цель в круглом проеме открытого люка. Давлю на спусковой крючок.

Два выстрела звучат одновременно.

И одновременно падают два тела…

* * *

Получив страшный удар в грудь, я отлетел к ногам молодой женщины.

Боль отдает в ключицу при каждом вдохе; в глазах темно, дышать трудно. Анна стоит рядом на коленях, ее перепачканные в крови руки трясутся…

Немного начинаю соображать, когда сбоку подходят капитан с Питером. Капитан опрятен и чист, с пистолетом в холеной ладони. Питер покачивается; на треугольном лице кровоподтеки, к рассеченному лбу прижат скомканный бинт.

Капитан отталкивает плачущую женщину, цедит что-то сквозь зубы и целит мне в голову.

Анна вновь припадает ко мне, закрывая телом и крича подводникам что-то по-английски…