Тоненький шнурок у нее в руках.

Эйден закатал, конечно. Чуть неуверенно улыбнулся, показывая повязанный на руке платок, тот, который Тайра давала раньше, вышитый для сына.

Она закусила губу.

– Ты до сих пор носишь его?

– Да, – сказал Эйден. – Снять?

Тайра задумалась, сдвинула брови. Видно было, что решить не просто.

– Да, – сказала она, наконец. – Думаю, лучше снять. Не знаю, как объяснить правильно, но… Я ведь сделала новый, лично для тебя. Поэтому этот, чужой, лучше снять.

– Хорошо, – согласился он. – Завяжешь?

Удивительно приятно чувствовать, как ее пальчики касаются его руки. И не хотелось никуда идти, хотелось остаться.

– Будь осторожен, – тихо попросила Тайра. С надеждой.

Зачем он ей вообще что-то обещал? Ничего ведь не будет. Все это просто не может хорошо закончиться. Потому что если у него получится то, что задумал, живым ему не остаться.

– Я постараюсь… – сглотнул, словно ком встал в горле. Если б можно было…

Не удержался, коснулся пальцами ее волос, провел осторожно.

Тайра смотрела ему в глаза. Так, словно ждала чего-то, а он… Не мог решиться. Отлично понимая, что ведет себя как идиот, но ничего не мог с этим поделать. Если всю жизнь было нельзя, слишком опасно, то сейчас не переступить эту грань просто так.

А Тайра чуть склонила голову на бок, завязала шнурок, развернула рукав, застегнула пуговичку.

Улыбнулась. Чуть насмешливо, и немного грустно, словно знала какой-то секрет. Словно все понимая про него. От ее понимания легче, но все равно…

– Ты выглядишь как пастух, – сказала она.

– Да, – Эйден кивнул. – Попытаюсь слиться с толпой, может быть, меня не заметят.

Ему нашли чью-то старую линялую рубашку и штаны. Рубашка пришлась вполне впору, а вот штаны коротковаты, зато велики в ширину, пришлось их веревкой подвязать. Но так, пожалуй, даже лучше, сойдет за одного из тех несчастных, которые ушли из деревень в поисках лучшей жизни. Рожа у него вполне обыкновенная, неприметная, мужик-мужиком, если лично его не знают, то и не понять. Вдруг удастся подойти достаточно близко.

– Ты к больнице, да? – сказала Тайра.

Он кивнул.

Надо бы поторопиться, а то скоро рассвет. Лучше оказаться на месте пока все спят, потом сложнее будет. Далеко идти, но он постарается.

И не уйти никак.

– Будь осторожнее там, – попросила Тайра. – Возвращайся обязательно, я буду ждать.

Он кивнул снова.

И надо бы что-то сказать… сделать. Но никак. И уйти… он что-то тянет, и не может…

Он, наверно, выглядит сейчас, как дурак…

И Тайра с сожалением улыбается.

– Поцелуй меня, – говорит прямо, глядя ему в глаза. – Пожалуйста. Мне это сейчас очень нужно. Так будет проще верить… Ты же понимаешь, что мне сейчас сомневаться нельзя.

И тянется к нему сама.

И бежать уже некуда.

* * *

Но пока солнце не встало – бегом. Ехать верхом – привлекать к себе ненужное внимание, это куда заметнее. Эйден и так выбрался через окно, со двора, и потом через черный ход. Чем меньше людей видит его – тем лучше. За полчаса он добежит.

Конечно, ничего нельзя сказать наверняка, но, возможно, поздно прятаться, им известно заранее… но не попробовать нельзя.

Начнут уже сегодня.

Может быть, Эйден уже опоздал.

Тайра так и не спросила, кого он убил. Не решилась.

Не Тиммета, нет. До Тиммета Харо так просто не добраться.

Бармена. Того, из бара на площади. Эйден с самого начала понимал, что бармен что-то знает, не зря он так напрягся, когда Эйден спросил Харо о пропавших. Он не такой хороший актер, чтобы свое беспокойство скрыть.

Но если бы Эйден сунулся и прижал раньше, это бы заметили, заинтересовались. Да и раньше сам Эйден был не готов, слишком быстро все. Он не успевает. И вмешаться неуклюже страшно, потому что ошибись он, и сотни людей могут пострадать.

И вмешайся бы он, они бы тоже нашли способы Эйдена прижать и узнать о всем, что он сообщил в Солеро, и какие указания получил. Ментальному давлению сопротивляться можно, но гарантий никаких.

И все пошло бы совсем иначе. И никаких шансов…

Хоть немного потянуть время.

И так слишком рано.

И так – повезло. Эйден, когда получил новость – не поверил… хотя что уж…

Если очень повезет, завтра к ночи имперские маги будут здесь. Ему сказали – если все сложится – возьмут летающую машину, долетят от Хойнова хребта втрое быстрее. Там перевал держит, горный хребет между континентальной частью империи и Северным Ритханом. Перевал, потом узкий перешеек. Но если по воздуху и напрямик, то можно успеть.

Только машины эти – экспериментальные разработки, не опробованные, Эйден ни разу не видел их в деле, ему показывали, но стоящие на земле, такие неуклюжие на вид. Вроде и понимаешь, что держит их магия, но сложно поверить все равно. Кто бы мог подумать, что решатся сейчас. Отчаянный шаг. Последняя возможность что-то изменить. Но сам Эйден приложил все усилия, чтобы в Солеро поторопились и поверили, что ждать нельзя. Что упустить сейчас – значит потерять Ритхан на долгие годы. Потому что восстанавливать руины будет в разы сложнее.

Если успеют.

Да, по воздуху – последний шанс успеть. Почти безумно.

А Эйдену попытаться хоть как-то задержать.

Оставить метки для магов, чтобы те знали, на что ориентироваться и куда бежать. Чтобы не теряли время зря.

Потому что в этот раз резня выйдет куда как страшнее прошлой.

Потому что в прошлый раз отбирали, по большей части, взрослых и крепких мужичин, способных драться. Сыновья Тайры попали в это в основном потому, что сыновья. Потому что нужна была не их, а ее сила, потому что ее муж погиб и ее ненависть уже всколыхнулась, готовясь хлынуть через край. И такой шанс упускать было нельзя.

Черный круг ненависти, выжигающий все живое.

И все же, люди, которые устроили погром и пожар в городе – взрослые мужчины.

Сейчас толпу собирают по большей части из женщин и детей. Мужчины тоже есть, но их даже не большинство… чуть больше трети. Грубая сила, чтобы вышибать двери – тоже нужна. А перед толпой, в первых рядах, поставить детей, как было вчера.

Уже за одно это хотелось убивать без всякой жалости.

Бармена Эйден допросил и прирезал, затолкал тело подальше в погреб, за бочки с вином, может и не найдут сразу. А потом уже не будет иметь значения.

Он прекрасно понимал, что сам сейчас вряд ли сможет что-то сделать. Но сидеть и ждать тоже не мог.