Последовавшая затем капитуляция перед лицемерием, перед прозаической реальностью и откровенное нежелание даже попытаться сделать что-то минимально необходимое, наиболее ярко проявилась на примере одного из самых знаменитых рупоров марксизма, журнала New Left Review, который недавно можно было поздравить (или выразить сочувствие) в связи с полувековым юбилеем. Нехватка воображения, презрение, выражаемое по отношению к скромным росткам новых возможностей, без лишнего шума созревающим в мире, навязчивая идея расчистить политический ландшафт для глобальных оппозиционных сил (никак не менее!) – все выдает косный и мелочный цинизм, которым журнал довольствуется: «Пристальное внимание к развитию существующего сегодня капитализма остается главной задачей такого журнала, как NLR» – так там провозглашается[167]. Мол, так как «сформировавшихся тотальностей» сегодня не существует, давайте забудем о любой тотализации в процессе самоформирования. Первейшая и главнейшая задача – простое эмпирическое исследование, мониторинг перебоев глобальной системы, трезвый и хладнокровный анализ капиталистических махинаций, упоение беспристрастной критической негативностью[168]. Все это являет собой худшую сторону марксизма, робкую и никчемную разносторонность, без будущего, без надежды, без надежды пробудить надежду, без отличительных качеств, которые можно было бы передать кому-то. Единственное, что интересует данное издание – это самовоспроизведение, поддержание в неприкосновенности элитного внутреннего круга.

Если марксизм желает и дальше вести проигранную игру, именно так ему и надо поступать, именно как New Left Review поступает, как журнал, отражающий не будущее марксизма, а только его прошлое – мертвое прошлое. Будущее марксизма находится в руках не «официальных» марксистов, а тех, кто пришел извне, кто не отравлен ни сектантством, ни стремлением к чистой теории, к самой чистой из всех самых чистых. Будущее марксизма находится в руках оппозиционных социальных движений, связано с еще невиданными практиками, которые должны изменить формат борьбы, потому что прошлые ее формы уже давно проиграны, давно не стоят усилий. Будущее марксизма связано с марксизмом, который забыл о прошлом и не так уж интересуется анализом настоящего, потому что уже вообразил будущее – уже работает над построением будущего, для себя и сам по себе. Этот марксизм делает единственное, что он может делать в БЕЗВЫХОДНОЙ ситуации: он берется за дело, он пускает в ход воображение, снова и снова, он экспериментирует здесь и там, он рискует и говорит на языках, которые только что изобрел. Его приверженцы и бунтовщики могут не называть себя марксистами и даже коммунистами; но их активность и ангажированность, их противозаконная субверсивность и открытый радикализм, их желание автономии, самоуправления и групповой практики, желание сообщества, которое живет тем или иным образом посткапиталистически, – все это так или иначе делает их лучшими марксистами, чем кто бы то ни было другой. Это приводит к тому, что они становятся «самыми плохими архитекторами и наилучшими пчелами».

Это выражение, принадлежащее, конечно, самому Марксу, содержится в начале главы «Процесс труда» первого тома «Капитала». Маркс говорит тут о производстве, о потреблении рабочей силы в процессе труда, о воздействии человека на природу, о задействовании принадлежащих телу человека «естественных сил», о присвоении вещества природы в форме, пригодной для человеческих потребностей. Но, как указывает Маркс, «мы не будем рассматривать здесь первых животнообразных инстинктивных форм труда». Здесь мы имеем дело со сложной и развитой формой труда, таким актом производства, который можно представить (imagine) себе до начала процесса труда и появления его продукта. Маркс выражается так: «В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально»[169].

Человек, говорит Маркс, не только изменяет форму того, что дано природой; он кроме этого осуществляет свою цель в данном природой. И такую цель мы осознаем, это является условием способа нашей деятельности. Вследствие этого как вид мы становимся архитекторами собственной судьбы, собственной телесной и умственной формы, создаваемой сначала в воображении, как план и замысел, и только после делаем ее эмпирическим фактом и реальностью. Паук может посрамить некоторых ткачей, говорит Маркс, а пчела своими восковыми сотами – некоторых строителей или архитекторов. «Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала, – пишет Маркс, – отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове». Так что даже самое примитивное человеческое воображение превосходит воображение животных, мы можем реализовать даже самые незначительные свои представления. Даже самые плохие архитекторы – а если мы посмотрим на наши города, то увидим много их произведений! – могут создать то, что пчела в принципе создать не может. Маркс, коротко говоря, выделяет и высоко ценит созидательную силу человеческого интеллекта, его способность формулировать абстракции, изобретать сценарии будущего, постигать вещи своим плодотворным воображением, прежде чем воплотить их в реальность. Мы постоянно делаем это в процессе труда на капиталиста, но почему же не делаем этого в политической жизни? Что случилась даже с самыми плохими архитекторами левых?

Те, кто берется за создание иных типов коллективности, иных, не основанных на прибыли, денежных систем, иных способов сельской жизни, иного существования в оккупированных городских зданиях, те, кто построил свои жилища рядом с жилищами других, а возможно даже перестроил весь район, те, кто разрабатывает то, что Иван Иллич называет «инструменты доброжелательства», кто пытается вообразить иную судьбу, чем указанную сверху, от тех, кто говорит, что надо ждать, – вот кто архитекторы нового общества, нового марксизма будущего. Для этих людей теоретические споры означают в конечном счете практическое экспериментирование, выработку альтернативной социальности в рамках доминирующего общества, революционных реформ, соединяющих воображение и практическую волю, некое переформатирование революции или по крайней мере означают жить революцией сегодня. Они не ждут пассивно правильного момента, когда условия и противоречия созреют или полностью разовьются; не ждут пассивно, когда произойдет Большой Взрыв Революции; они создают его в постоянном процессе экспериментирования и усовершенствования. Часто эти люди не являются адептами всеобщего восстания, а могут и вообще не поддерживать его; скорее, они включаются в своего рода прогрессивную политическую радикализацию собственного восприятия жизни. Они понимают что к чему, ловят на лету информацию о других подобных экспериментах, пробуют делать нечто подобное, что-то отбрасывают, что-то берут себе. Когда сознанием овладевают идеалы освобождения – вот в чем самая суть антикапитализма. Если мы оглянемся вокруг сегодня, то увидим, что такие светлые зоны и острова возможности, малые планеты, вращающиеся вокруг больших, возникают почти повсеместно; они пытаются придать новую цель жизни, изобрести новое понимание возможного и необходимого, всего того, что основано на активном использовании автономных витальных сил.