Маркс со всей ясностью заявляет, что воображение – это витальная сила; сила воображения, значение интеллекта в постижении и анализе – это витальная сила, которой обладают только люди; действие, телесная сила, сознательное применение физической силы – это тоже витальная сила; сотрудничество – люди работают вместе, на основе выработанного коллективно плана, используя всю умственную и физическую энергию, – это тоже, по Марксу, витальная сила. Силы жизни суть источник магии, осязаемой посюсторонней магии. Маркс ясно указывал, откуда берется магическая сила изменяющей мир политики: она может появиться только вследствие освобождения этих коллективных витальных сил. Новая сила возникает, говорит Маркс, когда многие силы сливаются в одну; новая общественная сила развивается, когда много рук участвуют одновременно в выполнении одной и той же общей операции[170].

Интересно отметить, что Маркс на самом деле считает сознательно разрабатываемый человеком замысел и тем, что высвобождает, и тем, что поощряет нашу «жизненную энергию». Фактически, по Марксу, предвидение и воображение, сознательная цель – и цель сознания – это «естественное» добавление к более инстинктивным, спонтанным импульсам, к страстям, общим для людей и животных, а на самом деле и для растительного мира. (Видение, сходное с живописью Вифредо Лама, где человеческий, животный и растительные миры сливаются в блистательном единстве.) Так Маркс, с одной стороны, хочет подчеркнуть роль человеческого воображения, нашу роль как архитекторов собственной судьбы, как безусловную действующую силу изменений, как в высшей степени разумных существ, совершающих прыжок в царство свободы; но, с другой стороны, равным образом предполагается, что мы не должны отказываться и от наших инстинктов, нашего «пчелоподобного» образа действий, от спонтанной апроприации и реапроприации нашего чувственного бытия. В будущем коммунистическом обществе, на любом этапе его развития, архитектор и пчела должны найти единство, должны сосуществовать, должны вообразить контр-общество среди медовых сот.

То, что демократическое общество должно быть создано и организовано согласно рациональному (conscious) плану, в ходе коллективных усилий, первоначально разработанных в воображении, имеет колоссальное значение. И одновременно Маркс отдает себе отчет: то, что он называет «подлинной жизнью» – которая в его понимании возможна только в обществе, в котором индивидуальность «полностью развилась», – означает новизну и случайность, спонтанность и органический рост, теплую открытость, а не холодную рутину. Следовательно, люди не только в мышлении, говорит Маркс, утверждают себя в предметном мире, но совершают это – и по необходимости совершают – «всеми чувствами»[171]. Любое чувство, находящееся в плену у грубой практической потребности или притупившееся вследствие бессмысленного повторения, обладает, по Марксу, «лишь ограниченным смыслом». Человек должен «всесторонним образом» присвоить свою сущность и свое отношение к другим в мире[172]. Чувства должны стать «органами его [человека] индивидуальности» и «непосредственно в своей практике стать теоретиками». Только общество, которое полностью развилось, провозглашает Маркс,

Одно из главных препятствий, стоящих на пути свободной реализации наших жизненных сил, – это общество, которое не только создает бессмысленную работу, но и организует эту работу посредством в высшей степени детализированного и фрагментированного разделения труда. Капиталистическое разделение труда, за последние годы распространившееся на всю планету, стало технологически столь развитым и сложным, что большинство трудящихся сегодня функционируют как всего-навсего придатки машин, конвейеров, кассовых аппаратов, компьютерных терминалов всевозможных форм и размеров; эти машины или заставляют людей трудиться дольше и быстрее, или лишают их работы. Это разделение труда, говорит Маркс, вынуждает каждого рабочего «употреблять на свою функцию лишь необходимое рабочее время, вследствие чего создаются совершенно иные… непрерывность, единообразие, регулярность, порядок»[174]. В результате человек становится мелкой шестеренкой в могущественной управленческой и производящей машине; отдельным и специализированным исполнителем, чья деятельность, как правило, сводится к обеспечению прироста капитала, непрерывности товарного потока и увеличению прибыльности. Непрерывное внедрение достижений науки различными фракциями капитала приводит к превращению человека в «живой» постоянный капитал, в биологический мертвый труд и каждый день укрепляет это подчинение; течение дней превращается в медленную смерть, невосстановимое телесное изнашивание. И даже высокооплачиваемый труд высокопоставленных работников предполагает такое детальное разделение умственного труда, что он становится практически столь же мертвящим, столь же бессмысленным, как и разделение в области ручного труда. И только солидный чек в конце месяца притупляет ощущение пустоты.

Маркс знал, почему капиталистическое разделение труда является столь калечащим и изнуряющим: «Непрерывное однообразие работы ослабляет напряженность внимания и подъем жизненной энергии, так как лишает рабочего того отдыха и возбуждения, которые создаются самым фактом перемены деятельности»[175]. Но проблема, считал он, не столько в разделении труда per se; разбить процесс выполнения задачи на этапы, чтобы сделать работу более эффективной, лучше скоординированной и в пространственном и во временном отношении – это не такая уж плохая идея. Что здесь плохо, так это та нерациональность, с которой она сегодня реализуется, и, в частности, то принуждение, которое подразумевает: огромная масса людей вынуждена заниматься или изнуряющим физическим трудом или рутинным умственным, в то время как незначительное меньшинство монополизирует квалифицированный труд, доминирует в областях, связанных со знанием и компетенцией и преуспевает благодаря этому доминированию и монополизации. Данное разделение труда порочно в том смысле, что реальная возможность облегчения рабочей нагрузки, справедливого распределения тягот, трансформировалась в свою диалектическую противоположность, в систему репрессии и монотонности, однообразного, и постылого труда. Труд как средство для человека предвещает превращение человека в средство.