О том, что Вадим устроил жуткий скандал, я не сказала Завьялову намеренно. О том, что он поднял на меня руку – утаила с умыслом. Я не знала реакции, которая последует. Самой мне пришлось нелегко, ведь если ты хочешь сказать правду, если ты хочешь ударить ей больно… О-о, для этого придётся идти на риск и обнажить душу, которая долго пряталась за маской безразличия и непроницаемости. Я оказалась к подобному не готова. Вдруг выяснилось, что стоять ледяным истуканом с невозмутимой улыбкой гораздо проще, чем посметь высказать собственное мнение. Это стало на порядок опаснее. Правда делает нас уязвимыми, а быть уязвимой мне оказалось не под силу.

Слово за слово, вызов на вызов. А уж когда прозвучало громкое слово «развод», Рейнер будто сошёл с ума. Он одарил меня звонкой пощёчиной, облил потоком грязи, которую я имела неосторожность не заметить в нём за все десять лет совместной жизни. Сильные пальцы сомкнулись на моей шее и обещания скорой расправы завладели сознанием. Я боялась не его угроз. Я знала наверняка, что меня никто не поддержит, и спасовала. Разумно отступила, чтобы в следующий раз ударить сильнее. И плевать, что была к этому не готова, плевать, что не знала толком, с чего начать. Дело было не в том, чтобы доказать себе, будто чего-то стою. Дело было в свободе, жить без которой я теперь не умела. Оказалось, что она хуже наркотика и вызывает острое привыкание. Моя свобода имела вкус, а ещё я опасалась, что она имела запах и человеческое имя. В этом я боялась признаться даже самой себе, но незримый образ преследовал, он изводил меня во снах, а сегодня Никита вошёл в дом… своего отца… и я едва удержалась от того, чтобы не рухнуть в обморок. Что это могло означать, и в какую опасную игру я вписалась, мне оставалось только догадываться.

От подобных мыслей сделалось тошно и муторно. Я с отвращением поморщилась. Видеть Никиту в роли злодея и тайного манипулятора показалось диким и противоестественным, и чтобы отогнать дурное предчувствие, я вернулась в его спальню и устроилась на краешке постели. Подушка имела его запах, а он обладал мягкой, чарующей магией. Он уносил далеко от любых невзгод, он напоминал о моментах, когда я была счастлива. Доверие – это тоже счастье. Моё сейчас беспросветно померкло. Я не могла отделаться от мысли, что оказалась пешкой в чужой игре. Из уголка глаза выкатилась одинокая слезинка. Я постаралась уснуть.

Никита гнал машину прочь из города. Отец успел дважды набрать его с требованиями объяснений. Но то, что он мог сказать, должно было прозвучать не по телефону. Да и вообще, стоит ли сотрясать воздух и пояснять то, что и так имеет железобетонную основу: он забрал Майю навсегда.

Она была другой. Не такой лёгкой, не такой открытой. Она торопливо осмысливала любое высказывание, чтобы окончательно не попасть в плен собственных необдуманных слов и поступков. За время разговора Майя частенько поднимала на него тревожный взгляд. Хотелось встряхнуть её и заставить вспомнить, кто сейчас перед ней, но на любое неверное слово и неловкое движение, она тут же выставляла блок, и расковырять её защиту становилось сложнее. Нужно было действовать осторожно и мягко, а на это у Ника терпения сейчас не хватало. Сейчас хотелось конкретных действий со стопроцентным результатом. Идеальным вариантом стала встреча с отцом. Здесь он мог не таиться и без сомнения поделиться своими планами, намерениями и условиями.

Александр Дмитриевич Рейнер. Ник всё ещё помнил то время, когда это имя он произносил с восторгом и трепетом. Тогда хотелось быть во всём похожим на отца, хотелось подражать его манере говорить, улыбаться, делать внушение одним лишь взглядом.

Всё изменилось со смертью матери. Нику тогда едва исполнилось восемь. И отец принял не его сторону. Он решил вернуться к бывшей жене, ведь там тоже подрастал сын. Условно, конечно, ведь Вадиму тогда уже исполнилось восемнадцать и, да, разумеется, в отцовской поддержке он нуждался куда больше восьмилетнего Ника. В этом месте, кстати, должен был прозвучать саркастический смешок.

Нет, бросать Никиту никто не собирался, и отец забрал его с собой. В новый дом, в новую семью. Но там всё было чуждо и лживо. Бабуля вовремя спохватилась, приняла решительные меры и забрала Ника себе. Благо отец не стал спорить, вероятно, что делать с ребёнком он попросту не знал. И началась новая жизнь. Не такая счастливая, не такая сытная и роскошная, но он был благодарен судьбе за правильный выбор.

Вновь найти общий язык с отцом удалось уже после совершеннолетия. Разумеется, Ник поддался не сразу. Жить по чужой указке он не привык. Предоставленный самому себе, он научился принимать решения и брать на себя ответственность. Ему нравилось постигать новые вершины и стремиться гораздо дальше.

Окончательно отношения восстановились, когда Ник повзрослел и открыл своё дело. Первое время было туго, средств не хватало, но идти за помощью к отцу он не собирался. Пришлось заложить подаренную им же квартиру. Вот тогда-то великий и могучий Рейнер вставил своё горячее слово и взял Ника под опеку. Он учил азам ведения бизнеса, учил хитростям успешных переговоров, втолковывал важность грамотного управления связями. Ник хватал на лету и совсем скоро перестал нуждаться в поправках и подсказках.

И вот сейчас ему снова придётся доказать отцу, что достоин. В этот раз порадоваться старику будет нечему, ведь Ник замахнулся на святое: на семью! Вспоминая их змеиный клубок, Ник только покачал головой. Никакой семьи там не было. Группа единомышленников в поисках выгоды. Ник до сих пор удивлялся: что могла найти в Рейнере его мать… Сам он этих плюсов не видел в упор и вынужден был признать, что любовь слепа.

Но, в любом случае, поговорить и выразить свою точку зрения стоило. Ник не рассчитывал на поддержку, он был намерен её потребовать, и лучше бы отцу ему не отказывать…

Роскошный особняк за городом мало прельщал Ника. Он сам по себе был проще. В доме ценил уют, а эта махина больше внушала трепет. Возможно, это лишь впечатления из детства, но в таком случае, въелись они в мозг капитально! Отец встречал его у порога. Несмотря на возраст, Рейнер оставался красивым мужчиной. На него засматривались молоденькие сучки и дамы постарше. Одних слепил блеск состояния, других надёжное мужское плечо, ведь о надёжности Рейнера ходили легенды. Скоро отцу исполнится шестьдесят. Отличный возраст, чтобы признать-таки свои ошибки. Именно об этом думал Ник, пока перепрыгивал ступеньки фамильного особняка.

– Никита, в чём дело, где Майя? – строго спросил отец, и Ник пакостно ухмыльнулся.

– И тебе добрый вечер. Может, ты всё-таки предложишь мне войти, плеснёшь своего коллекционного коньяка, и мы продолжим в другом тоне? – задал тон Завьялов, явно чувствуя себя хозяином положения.

Не дожидаясь реакции отца, он панибратски хлопнул того по плечу и переступил порог. Прямо из холла, не задерживаясь, Завьялов проследовал в кабинет и сам обслужил себя у мини-бара. К моменту появления отца в дверях Ник уже вальяжно устроился в кресле у камина. Рейнеру он предложил занять место напротив.

– Как тебе Майя? – с вызовом бросил Завьялов. – Меня интересует взгляд со стороны: она хорошая жена?