Начальная летопись сохранила память о факте, уже не раз обращавшем на себя внимание исследователей; а именно о перевороте, происшедшем в русском язычестве в первые годы княжения Владимира. Г. Соловьев толкует поведение Владимира в эти первые годы торжеством языческой стороны над христианской; объяснение, представляющее все признаки исторической вероятности. Но проявление этого торжества, постановление новых кумиров на холму в Киеве, идола Перунова в Новгороде едва ли не окажется прямым следствием трехгодичного пребывания Владимира в земле варяжской, т. е. в балтийском Помории. Из приводимых Нестором славянских божеств, по крайней мере, Дажьбог являет положительные следы вендского происхождения. О значении Дажьбога в славянской мифологии свидетельствует внесенный в Ипатьевскую летопись из болгарского переводного хронографа отрывок, в котором эллино-египетские божества объясняются славянскими, им соответствующими языческими названиями богов. Болгарский хронограф переводит из Иоанна Малалы; основой известиям оригинала служат, по обыкновению, Евсевий и Манефон.

С другой стороны, мы читаем в Слове Христолюбца: «И огневи молятся, зовутъ его сварожщем… и огневи молятся подъ овин(о)м». Сварог бог света, Световит (Святовит); его дети Солнце-Дажъбог и Огонь. Теперь, наш Дажьбог-Сварожичь является у вендов под формой Zuarasici. Но этот Сварожичь (Zuarasici) тождествен с Радегастом; по Дитмару, Сварожичь был главным божеством города Радгоща, Redigost, Ретры; по Гельмольду, главным божеством города Ретры был Redegast. Очевидно, Радогость и Дажьбог прироки одного и того же божества, выражающие, быть может, одно и то же понятие о гостеприимстве. Неизвестный Нестору и в русской мифологии незнаемый Сварог, тот же вендский Перун, сокрытый в Арконе под прироком Святовита; Дажьбог, занесенный Владимиром из Оботритской земли в русскую, тот же Zuarasici — Сварожичь — Радегаст.

На западное происхождение Дажьбога указывает и первобытная форма его имени. Лаврентьевская и Ипатьевская летописи читают: Дажьбог. Но в «Слове о полку Игореве», сохранившем древнейшие предания вендского края, удержана западная форма Даждьбог, проявляющаяся и в названии мазовецкого урочища Dadzibogi у Ходаковского. В «Слове» варяжские князья являются внуками, не русского Перуна, а западного Радогостя-Даждьбога. «Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждъ-Божа внука; въ княжихъ крамолах веци человекомъ скратишась». — «Въстала обида въ силах Дажь-Божа внука». Как гомеровские цари от Зевса, как скандинавские богатыри от Одина и Ньорда, так варяжские князья ведут свою родословную от ретарского Сварожича; как Владимир внук Даждьбога, а не Перуна, так и Боян внук не русского Волоса, а западного Велеса, «чили въспети было вещей Бояне, Велесовъ внуче». Veless-pan. Мы видели, как в XII веке св. Авраамий ниспровергнул в Ростове идол Велеса; не забудем, что о Ростове летопись говорит: «И по темъ городамъ суть находници варязи; а первое насельници… въ Ростове меря» и пр.

Не одними названиями богов, приведенное место летописи замечательно и известием о постановлении в Киеве и Новгороде новых кумиров. Что у нас были кумиры и до Владимира, нам известно по летописи и из Ибн-Фоцлана; но сохранившееся и до Несторовых времен предание о невиданном дотоле великолепии Перунова идола («постави… Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ»), напоминает об изваяниях вендских богов у Масуди, Дитмара, Сефрида, Саксона Грамматика и других. Как у нашего Перуна серебряная, так у вендского Сатурна голова золотая; идол Черноглава в Книтлинга-саге является «Argenteo mystace insignis»; у нашего Перуна «усъ златъ». Не наводит ли это на мысль, что Владимир вывез из Помория или готовые уже изображения богов, или, по крайней мере, вендских художников?

О присутствии вендского начала в нашем идолопоклонении свидетельствует и другое любопытное обстоятельство. В истории изящных искусств Аженкура приводится русская икона (XIV века?), на которой, между прочим, изображены, под видом попираемых крестом и изгоняемых в преисподнюю демонов, древнеславянские, вендские божества, в чем меня преимущественно убеждает сходство иконы с описанием Поренутова идола у Саксона Грамматика. Поликефализм — отличительный знак вендских идолов; о включении в грудь или чрево идола добавочной головы (как у двух из изображенных на нашей иконе демонов) мне неизвестно никакое другое свидетельство, кроме Саксонова о Поренуте. Собачья фигура должно быть Чернобог. Сатана под видом языческого бога взывает к своим демонам: «О друзи и сила моя, подвигнетесь по мне, яко древомъ мя уязвъ въ сердце Мария изъ Вефлиема». Каким путем, если не варяжским, могло перейти на Русь, одним только вендам известное изображение языческих идолов? И не доказывает ли сохранившаяся до XIV столетия память об этом нерусском языческом представлении, что дело идет здесь о факте, когда-то сильно взволновавшем народное воображение?

Из Помория же перешло к нам и выражение дынитъ, делать дыню, которым означалась у западных славян обрядная пляска, совершаемая над могилой усопших. В житии св. Константина Муромского читаем: «Невернии людие видяще сия, дивляху ся, еже не по ихъ обычаю погребете творять, яко погребаему благоверному князю Михаилу въ знакъ на востокъ лицемъ, а могилы холмомъ не сыпаху но ровно со землею; ни тризнища, ни дыни не деяху, ни битвы, ни кожи кроешя не творяху, ни лица драшя». Dyna, польский припев вроде наших гой, люли и т. д.; dynac — плясать; dynda — качели; dyndac, dyndati — качаться.

Олег говорит о Киеве «се буди мати градомъ рускимъ». Это не русское выражение; оно не встречается более в летописи и в истории; оно неизвестно в простонародии, в песнях. Народ называет Москву матушкой, но не матерью городов; этим названием не отличаются на Руси ни Великий Новгород, ни древние Ростов, Суздаль и пр. К тому же нельзя допустить, чтобы это название было дано впервые городу, носившему, подобно Киеву, имя мужского рода. По всей вероятности, варяжские князья перенесли на свой русский стольный город то прозвище, которым знаменитая Штетень славилась у поморских славян.

В списках летописи древнего текста, кроме Лаврентьевского, читаем: «И придоша къ словеномъ первое (пръвое), и срубиша городъ Ладогу (Лагоду) и съде старейший въ Ладозь (Ладоге) Рюрикъ». Выражение срубиша город обыкновенно принимают в смысле: пристроили крепость, острог. Допуская возможность этого толкования в других случаях, я не могу принять его здесь, потому что имя, а следовательно, и построение Ладоги, варяжская принадлежность.

Настоящим древнейшим названием Ладожского озера было Нево; так называется оно и у Нестора: «Изъ него же озера (Илмеря) потечеть Волховъ и вътечеть въ озеро великое Нево». В книге Большого Чертежа: «А корельское озеро пало въ озеро Нево, а Ладожское озеро тожь». Теперь откуда два названия для Ладожского озера? Откуда для озера Нево новое имя Ладожского!

Имя озера Нево и реки Невы производят от финского Newa — топь, болото; имя Ладога от финского Altokas, волнистое. Савельев думает, что финское имя Нево перенесено на озеро новгородскими славянами, потому что финны не могли же назвать озера «болотом». Но если от болотистых берегов Невы финны могли прозвать ее Newa — топь, болота, то по какой причине не допустить того же названия и для озера? Находим же мы в Паннонии известное Блатное озеро (Blatno, Platten-See), соответствующее по значению финскому Newa; город Мосбург, лежащий при впадении Салы в Блатенское озеро, именуется Urbs Paludarum; древнее Labeatis ныне Crnogorsko Blato и т. д. Дело в том, что двух финских названий для одного и того же озера принять невозможно; еще менее одно финское Altokas, данное финнами; другое финское же Newa, Нево — славянами. Да и когда же и вследствие каких причин последовало это изменение имен? По мнению Шегрена и Савельева, озеро Нево именовалось Ладожским еще до Рюрика, ибо отсюда имя Ладоги для города в котором он поселился. Откуда же у Нестора имя Нево? Почему держится оно и впоследствии, т. е. еще и в XVII веке при названии Ладожского? Вероятно, Шегрен не впал бы в смешную ошибку, если бы знал, что имя Ладоги для озера отроду не существовало и есть не что иное, как перевод с немецкого der Ladoga-See; русское же название озера Нево, от Нестора до наших дней, всегда и без исключения является под прилагательной формой «Ладожское озеро», от построенного на его берегу города Ладоги. Этим объясняется совершенно естественно двойное название Ладожского озера; и Адриатическое море слывет под названием Венецианского залива. Излишним считаю доказывать, что имя города Ладоги не от финского Altokas; волнистые города неизвестны в географической номенклатуре народов.