конунга имеется жена знатного рода – прекрасная, учтивая женщина, обученная врачеванию, рукоделию, искусной речи, службе богам и дисам и прочим умениям высокородной госпожи. А что же ты? Есть ли в твоем доме знатная женщина в уборах из золота, что могла бы поднести гостю чашу с учтивой речью? Или ты до сих пор пробавляешься благосклонностью рабынь, как подросток?

Хедин и правда взял в руки меч лет пятнадцать назад, и ему давно пришла пора жениться, только было недосуг подумать об этом, пока Один не вспомнил о нем и не вынудил меня вмешаться.

– Но где же мне взять такую жену? – Он устремил на меня жадный взор, стоя на коленях возле бревна, на котором я сидела.

– А разве ты не знаешь подходящей девы? У конунгов Мидгарда кончились дочери?

При его происхождении и славе любая дочь конунга пошла бы за него. Среднего роста, плечистый, широкогрудый, Хедин был довольно хорош собой. Светлые волосы и брови, золотистая борода, серо-голубые глаза. Нос немного курносый, но высокие скулы и впалые щеки придавали ему суровый и решительный вид, отчего он выглядел старше, чем был.

– Разве что ты! – Он попытался схватить меня за руку своей грубой рукой со шрамами на пальцах, где даже золотые перстни носили зарубки от чьих-то клинков. – Прекраснее тебя нет ни одной девы во всех девяти мирах!

Допустим, это так, но если я могла любить смертного, то его звали не Хедин… От этой мысли накатила тоска, будто порыв ледяного ветра, и я поспешно отогнала ее притворным смехом, опасаясь, что от этого холода поблекнут цветы моего убора.

– Разве ты не знаешь Хильд – дочь Хёгни? Она ничем не хуже его жены и могла бы стать достойной госпожой твоего дома.

– И правда, – он нахмурился, вспоминая Хильд, забытую после моего пива. – Она могла бы стать… Как только Хёгни вернется домой, я посватаюсь к ней…

Я расхохоталась, так, чтобы в смехе моем прозвучала издевка.

– Посватаешься? – презрительно повторила я. – Может, еще поклонишься ему до земли и будешь униженно молить, чтобы этот знатный господин снизошел к тебе, молодому и неопытному, и отдал тебе руку его дочери вместе с ее приданым? Я если он тебе откажет? А если сочтет, что ты для него недостаточно хорош? Или сама девушка заупрямится – может, ей по сердцу кто-то другой? Над тобой будут смеяться по всем Северным Странам, по всем девяти мирам, от Асгарда до самой Хель!

– Но что же мне тогда делать? Да нет, Хёгни мне не откажет! Мы с ним… – Хедин хмурился, отчаянно пытаясь одолеть застлавшую разум пелену. – Помнится… когда-то давно… мы были дружны…

– А даже если и не откажет! – Я бросила на него надменный взор. – Попросить и получить может любой трусливый бонд – даже любой раб, если найдет в себе отваги попросить! Но ты, Хедин, величайший воин из ныне живущих! Разве просьбами такой как ты, должен получать те блага, на которые высокий род, отвага, слава дают тебе непреложное право! Если ты так думаешь, значит, я ошиблась в тебе! Только мечом тебе пристало брать славу и добычу! Или ты не согласен? Тогда прощай! – Я решительно встала с бревна и сделал шаг в сторону. – Я найду кого-нибудь посмелее, кто более достоин моей дружбы, и вот увидишь – очень скоро кого-то другого, а не тебя, будут называть величайшим воином Северных Стран!

– Гёндуль, постой! – вскрикнул он и устремился за мной. – Нет и не будет никого, кто превзойдет меня в доблести. Я добуду себе жену, как полагается отважному человеку! Я дождусь, пока Хёгни вернется…

– Зачем тебе его дожидаться? Может, чтобы попросить разрешения похитить его дочь? А может, тебе нужно побольше времени, чтобы собраться с духом? Или почистить твой хваленый меч – может, он заржавел в ножнах от бездействия? Или твоя дружина обленилась и растолстела, все твои люди валяются где-то с бабами?

– Мне не нужно времени! Я выступлю немедленно!

– И что ты сделаешь?

– Я захвачу дом Хёгни и все его богатства, я увезу его дочь и сделаю моей женой…

– И это все? – Я изобразила удивление. – Но ведь тогда у него тоже будет знатная красивая жена, а даже если ты увезешь все ее золотые уборы, Хёгни скоро раздобудет ей новые…

– Нет, я не позволю… ему иметь то же, что и я.

– Его жена должна умереть, – высокомерно сказала я. – Только тогда ты превзойдешь его в богатстве и славе, а всех ныне живущих – в крепости духа.

– Клянусь – я сделаю это!

– Ступай, и да сопутствует тебе удача!

Он убежал, как безумный, а я снова села на то бревно. Во мне еще кипел боевой азарт – я выиграла эту битву. Но на смену ему ползла опустошенность. Мне ли состязаться со смертными? Они имеют право избирать свою судьбу, но только пока их воля свободна – а разум и воля Хедина были скованы моими чарами и ему не принадлежали. Он стал игрушкой в моих руках, а вместе с ним и те, кто с ним связан – Хедин, его жена и дочь, воины их обоих. А сама я сейчас – игрушка в руках Одина. Он получит всю славу этого дела, а я – весь позор и поношение. Но зато он вернет мне пояс с «камнями жизни». Путь к спасению множества будущих жизней пролегает через смерть. Так проложил его Один. Я ненавижу его за это, но не имею никакой надежды, что хотя бы в будущем он получит воздаяние за свои дела.

Он ведь уже прошел через смерть, и умереть второй раз не может. Потому и играет так легко чужими жизнями, что знает – играть с ним самим больше не под силу даже норнам.

Я подняла глаза – на ветке дуба высоко над поляной сидел черный ворон и, вытянув шею и склонив голову, таращился на меня круглым черным глазом…

* * *

И когда сон уже уплывал, когда зеленую поляну и дуб заволокло туманом, откуда-то пришел голос. Красивый, звучный мужской голос, низкий и одновременно мягкий, обаятельный и ласкающий не только слух, а и саму душу, произнес с чуть недоверчивым, но веселым изумлением:

– Неужели в этот раз ты пытаешься переиграть меня, дорогая?

* * *

Когда Снефрид проснулась, на полу храпели и посапывали Лейви, Хамаль, Вегейр и прочие их товарищи. Эльмод Буря спал сидя, прислонившись спиной к двери – была его стража, но предутренняя пора сморила и его.

Теперь Снефрид не