Пока и так хорошо. От альбиноса исходили волны тепла и надежности, но он не собирался как-то оценивать то, что произошло в палате, как и проявлять бесполезное сочувствие. И уж тем более жалость или совершенно ненужную нежность. Я не слабонервная барышня, действующая импульсивно, под влиянием момента. Знала, что делаю и зачем. И Верден тоже знал.

— Как куда? — Чуть повернула голову и встретилась с его внимательным взглядом. — Бухать, конечно. Дожидаться, пока этот кусок дерьма окончательно сдохнет, не буду, там уже учеба начнется.

Тим хмыкнул, убрав руки, и направился к машине.

— Ну, бухать так бухать, — философски отозвался он, отключив сигнализацию. «Ниссан» мигнул фарами. — Поехали?

…Почти рядом с общагой, на Ланском шоссе, располагался вполне себе уютный барчик, куда мы и завалились. Верден поставил машину, и мы, не заходя домой, направились туда пешком.

— Пиво? — Он вопросительно посмотрел на меня, когда мы устроились за столиком и нам принесли меню.

— Пиво, — решительно кивнула я и добавила: — И гренки. С чесноком, — не удержалась от ехидного комментария.

А чего, пусть не расслабляется. Красноглазый возмутительно весело заржал.

— С пьяными девушками не целуюсь, — отсмеявшись, уведомил он. — Так что жуй свои гренки сколько твоей душеньке угодно.

— Вот и ладушки, — потерла я ладони.

Гадостный осадочек после посещения Крупина почти растворился, настроение медленно, но верно ползло вверх. Правда, еще оставалась некоторая общая утомленность, все же нехило я выплеснула в клинике. Через пару минут нам принесли запотевшие кружки, одну с моим любимым нефильтрованным светлым, вторую, с темным — Вердену.

— Ты как, в полные дрова или все же вменяемой собираешься остаться? — невозмутимо уточнил он, откинувшись на спинку и отхлебнув пива.

— А, как пойдет, — махнула рукой, сделав глоток и зажмурившись от удовольствия. — Мм… сказка…

— Если что, похмелье штука жесткая, — с усмешкой предупредил Тим.

— У меня его не бывает, печень еще не пропита окончательно, — парировала я.

— Мое дело предупредить, — пожал он плечами.

— Спасибо, — кивнула и снова приложилась к кружке.

Вкусно, черт возьми. Ну, понеслась… Идея налиться алкоголем для расслабления и окончательного избавления от прошлого оказалась правильной: довольно быстро видение утыканного трубками Крупина и его наполненных откровенным ужасом глаз перестало возникать в голове. Мы перекидывались шуточками, потом как-то незаметно ударились в воспоминания о детстве — ну, как обычно, проделки в школе, какие-то мелочи, вдруг всплывавшие в памяти и казавшиеся забавными, и прочий приятный для ненапряжного разговора мусор. Правда, я избегала упоминания о родителях, не зная, как отреагирует уже поплывший организм и не ударюсь ли я в шмыганье носом и размазывание соплей и слез. Но, блин, в какой-то момент оно само проскочило. По-моему, это случилось, когда передо мной поставили третью пол-литровую кружку.

— …Ну и вот, представь себе, второй час ночи, деревня, мне пятнадцать, возвращаюсь с гулянок с девчонками, как водится. — Я хихикнула, вспомнив тот давний случай. — А на второй этаж можно не только из дома попасть, но и с веранды, там лестница была. Предки знали, что запирать и запрещать бесполезно, так что никто меня не караулил. Я крадусь но кушерям через участок, батя еще не приступал к борьбе с лопухами и сорняками, темно, как у негра в заднице, двигаюсь как заправский индеец по прерии, — снова хрюкнула от смеха, картинка живо встала перед глазами. — Но мне ж никто не сказал, что мать наварила компота вечером и поставила его охлаждаться на веранду! И я не знала, что там Муська дрыхнет, набегавшись за день. — Я отхлебнула еще пива. — Короче, почти на четвереньках, чтобы не споткнуться, поднимаюсь по ступенькам на ощупь, делаю пару шагов, натыкаюсь на кастрюлю с компотом… — в духе Станиславского драматически замолкаю, видя, как Верден, уже предположив дальнейшее, начинает давиться смехом. — Грохот, Муська орет как ошпаренная, я матерюсь как сапожник, причем еще и поскальзываюсь в липкой луже и со всей дури на пол, пнув пустую кастрюлю, — Тим уже хохотал, представив картину маслом. — Отец с матерью выскочили, встрепанные, перепуганные, думали, что тут кого-то убивают…

Запнулась на полуслове, нахлынувшие воспоминания сыграли с размякшим от алкоголя сознанием дурную шутку: эмоции вышли из-под контроля, и меня накрыло волной острой, всепоглощающей тоски. Вспомнилось, что за круговертью дней, наполненных новыми впечатлениями и знаниями, а еще разгребанием завалов в собственной башке, ни разу не была на могилах. Глаза защипало, горло свело в спазме, и я стиснула зубы, борясь с чертовой истерикой. Еще и опьянение портило все дело, звуки наплывали, становясь то глуше, то громче, взгляд уже не фокусировался толком, и к собственной смутной досаде я чувствовала себя полной тряпкой. Устраивать пьяное пускание соплей перед Верденом было ужасно стыдно, и я, отодвинув почти пустую кружку, резко встала, чтобы переждать минуту слабости в сортире. Меня пошатнуло, я ухватилась за спинку стула, прикусив губу, перед глазами все расплылось — не-не-не, Дэвид Блэйн, нет, отставить слезы!..

— Извини, мне надо идти, — пробормотала, старательно пряча лицо и пытаясь собрать себя в кучу — надо еще до общаги доковылять.

Я упустила момент, когда Верден оказался на ногах, да еще и рядом.

— Так, пойдем-ка вместе, — решительно, но аккуратно придержав меня за локоть, он достал кошелек, положил деньги на стол и потянул к выходу.

— П-пусти-и-и!.. — резко оборвала себя, потому что вышло как-то слишком тоскливо и похоже на стон. — С-сама доберусь…

— Не уверен. — Верден открыл дверь, пропустив меня вперед, и едва мы оказались на улице, легко взял на руки.

Мир качнулся, желудок сжался и скакнул к горлу, протестуя против такой резкой смены положения в пространстве, и я судорожно сглотнула, подавившись рыданиями. В голове все смешалось, и разбираться, что за эмоции меня обуревают, даже не стала пытаться — все как-то неожиданно заслонила жалость к себе, стыд за то, что забыла про могилы, и какая-то мутная злость за первое. Никогда не жалела себя и никому другому не позволяла. А тут… позорно расклеилась неизвестно с чего. Опять вспомнился Крупин, моя злая радость и шальное, охренительно восхитительное ощущение власти над ним: ведь могла убить прямо там, не вопрос, но оставила мучиться и считать дни до смерти, — и от осознания, какая же я дрянь, оказывается, да еще и мстительная и жестокая, вообще плохо стало до рези в животе. Попыталась свернуться в клубочек на руках Вердена, и с губ сорвался тихий, отчаянный даже не стон — вой.

— О, мать, как тебя накрыло-то, — вполголоса произнес Тим, заботливо прижав меня к себе и ускорив шаг. — Эй, подруга, в астрал совсем не выпадай, ладно? Сейчас придем в общагу, лечиться будем.

Даже обматерить его сил не было. Крепко зажмурилась, обхватив себя руками и старательно загоняя обратно слезы и рыдания. Психология, конечно, советует не держать все в себе, но… остатками не ушедшего в себя сознания понимала, что выгляжу жутко стремно перед Верденом, и то, что пьяная, совершенно не извиняет. Была бы одна, может, и побилась бы в истерике. Вот это откат, ничего себе! Я и не думала, что внутри столько всего скопилось, требующего выхода.