Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя Федя глубоко затянулся сигаретой, опять закашлялся. Он был одет в штатское — черное пальто и норковую шапку — и выглядел как партийный работник средней руки, а не как генерал ФСБ. Макс поднялся на ноги, уступая место мужику в мятом белом халате, спросил:
— Что с Анютой?
— Все с ней хорошо, — усмехнулся дядя Федя. — Спит наша спящая красавица. Док говорит — до вечера проспит. Правда, док?
Врач, не оборачиваясь, буркнул что-то не слишком почтительное, потянул вверх Лизаветин свитер. Макс и дядя Федя деликатно отвернулись.
— А с теми… что? — спросил Макс, оглядывая двор, по которому деловито сновали какие-то люди. Трупов и раненых нигде не было видно.
— Парочку пристрелили, но главарь жив. Правда, правой рукой он пользоваться уже не сможет. — Дядя Федя выбил из пачки очередную сигарету.
— Можно и мне? — Макс облизал пересохшие губы, с вожделением посмотрел на сигареты.
Мгновение дядя Федя молчал, словно прикидывал, стоит ли угощать племянника этой отравой, а потом кивнул, протянул ему пачку. Сигарета была мерзкой, но Макс выкурил ее до самого фильтра. Руки мелко дрожали, губы тоже — бойцовый дворовый кот на поверку оказался слабаком.
— А ты молодец, — словно прочитал его упаднические мысли дядя Федя. — Правильно себя вел, грамотно. Только что ж под пули-то полез? Мои-то ребятки обученные, а те отморозки палили в белый свет.
Макс посмотрел на Лизавету, ее как раз перекладывали на носилки. Дядя Федя проследил за его взглядом, откашлялся, спросил:
— Из-за нее?
Макс пожал плечами. Кто ж знает, отчего он вел себя как последний идиот? Ну, было и было.
— Ты ж, помнится, говорил, что девочка немая. А она так закричала, что наш снайпер от неожиданности чуть с сосны не упал.
Лиза кричала?! Да, Макс помнил женский крик, но не связал его с Лизаветой. А она позвала его по имени, попыталась предупредить об опасности! И это после того, как он фактически ее предал, оставил на верную смерть. Во всяком случае, именно так она должна была думать… Нет, никогда ему не понять женщин!
Макс подошел к доктору, осторожно тронул его за плечо:
— Как она?
Врач ему попался неразговорчивый и ворчливый.
— Жить будет, кость не задета, — вот и все, что он сказал.
Лиза будет жить, Анюта проснется к вечеру. Только сейчас до Макса наконец дошло, что все уже позади. Накатила волна такой невероятной слабости, что захотелось немедленно сесть — прямо на холодную брусчатку. Подошел дядя Федя, взял его под локоть, покряхтел совсем по-стариковски и сказал:
— Пойдем-ка в мою машину, нечего тебе тут больше делать.
— Я за рулем. — Макс посмотрел на свою «Мазду», отстраненно подумал, что лобовое стекло придется менять, потому что в него попала пуля, и даже не одна.
— Куда тебе сейчас за руль! — отмахнулся дядя Федя. — Мой человек отгонит ее на стоянку. Или лучше прямо к твоему дому?
— Лучше сразу в автосервис, — криво усмехнулся Макс.
— Ну, в автосервис — это ты уж сам как-нибудь. Красивая у тебя машина. Мне всегда «японки» нравились.
За разговорами Макс не заметил, как они подошли к приземистой черной «Ауди».
— Садись, — дядя Федя распахнул дверцу, — поедем.
— Куда? — спросил Макс, тяжело плюхаясь на заднее сиденье.
— А куда хочешь?
— Мне бы к девчонкам…
— Значит, в больницу. — Дядя Федя уселся рядом, привычно потянулся за сигаретами.
— А что теперь будет с Мележем? — шепотом спросил Макс, косясь на бритый затылок водителя.
— Что-нибудь да будет. — Дядя Федя неопределенно махнул рукой.
— Понятно, — Макс отвернулся к окну, проводил взглядом отъезжавшую «Скорую».
Какое-то время они ехали молча. Дядя Федя курил, кашлял, снова курил. Макс думал о том, как он будет рассказывать о произошедшем родителям и Вовке, как станет оправдываться перед Анютой, что дальше делать с Лизаветой.
— Родителям сам расскажешь или мне с тобой съездить? — заговорил дядя Федя.
Макс взъерошил волосы. Конечно, когда твои тылы прикрывает генерал ФСБ, оно как-то спокойнее — авторитет и все такое, — но, с другой стороны, он давно уже не маленький, сам может за себя ответить.
— Спасибо, как-нибудь сам разберусь.
Дядя Федя кивнул, выпустил едкое облако, сказал:
— Семь.
— Что «семь»? — не понял Макс.
— За семь минут управились.
— А говорили — десять-пятнадцать.
— Ну, это так, с учетом форс-мажорных обстоятельств…
В больнице его уже поджидал белый как полотно и злой как сто чертей Вовка. И когда только узнал?
— Я тебя убью, скотина! — Вовка не дал Легостаеву возможности объясниться, схватил за ворот куртки, поволок подальше от посторонних глаз. Макс не сопротивлялся, понимал, что родственнику нужно выпустить пар.
— Во что ты ее втравил?! — зашипел Вовка и без всякого предупреждения саданул его по уху. В голове зашумело, ухо, кажется, мгновенно опухло.
— Вов, прости. Я знаю, что виноват, — Макс стоял по стойке «смирно», прижимал ухо ладонью, покорно ждал продолжения экзекуции.
— Да что же это такое? — неожиданно усталым голосом сказал Вовка. — Я сижу себе, кофе пью, свято верю, что Анютка на работе, а мне звонят из приемного и говорят, что привезли мою жену в коматозном состоянии! Представляешь — в коматозном?! — Вовка потер покрасневшие глаза. — Да я за те минуты, пока до приемника добежал, поседел весь! — Он провел рукой по огненно-рыжим волосам без единого намека на седину.
— Она не в коме, она просто спит…
— Это я сейчас знаю, что она просто спит, а еще десять минут назад думал, что она в коме! — Вовка посмотрел на него долгим взглядом, наверное, примерялся к другому уху. Макс едва удержался, чтобы не прикрыть ухо свободной рукой.
— Пойдем. — Муж сестры сунул руки в карманы хирургической робы, от греха подальше.
— Куда?
— В ординаторскую, потолкуем.
Они сидели в насквозь прокуренной ординаторской, перед Максом стояла полная кружка медицинского спирта. С каждой минутой она казалась ему все более и более желанной.
— Так это все из-за той девчонки, твоей домработницы? — Вовка, который на протяжении Максового рассказа раз пять звонил в реанимацию и справлялся о здоровье Анюты и «той дурынды с огнестрелом», наконец выпустил пар и малость успокоился.
Макс молча кивнул.
— А Анютку мою, значит, в заложницы? А ты, значит, с шашкой наголо — в стан врага?
— Без шашки, — мрачно уточнил Макс и сделал большой глоток из кружки. От пережитого он даже вкуса спирта не почувствовал, только ощутил тепло в желудке, да и то не сразу.