— Поехал головой. Мне преподать тебе урок?

— Только попробуй!

— Я не хочу этого. Можно все решить мирным путем.

— Знаешь, я тоже хочу все решить мирным путем. Но каждый раз! Каждый, сука, божий раз, на моем пути появляются мудилы, вроде тебя!

— Ты чего вспылил? Разве боишься за него? — он указал на Ара. — Или за него? — он перевел палец на Бориса.

— Вот на него мне насрать.

— Лады. — бум, из его пальца вылетела молния. — Все, он мертв. Твой дружок-пирожок, куча нулей… постой. Это был вовсе не непись. Эм… это другой пациент. Ты блядь больной! — яростно накричал на меня чувак. — Ты не мог предупредить, что с тобой еще один?

— Я-то откуда знал?

— Система. Оживить. — Радимов очнулся. — Система. Восстановить жизни ему.

— Эм, а вот это уже слишком.

— Да? А ты думаешь я тут херней страдаю? Мм? Система. Здоровье персонажа Шестова сделать равной единице.

Во всем теле разыгралась боль.

— Ну вот теперь и выкарабкивайся. Система. Уничтожить все лекарства у ближайших персонажей. — все, что находилось у Патрика исчезло, и он показывал мне пустую сумку.

— Пойдем, Борис. Тебе не следует водиться с такими лохами. — он начал спускаться по лестнице, а затем вернулся. — Дэн, тебе пока еще одного меча хватит.

Этот говнюк забрал меч Василисы. Хорошо, что Ва не вспылила. А она могла бы. Ведь у нее забрали ее сокровище.

Они ушли. А что теперь мне делать? Эту битву невозможно выиграть в принципе. Чувак может управлять симуляцией, как ему вздумается!

Я сел на еще горячие камни. Мы смотрели друг на друга. Все мы. Переглядывались.

Наконец, кэп нас образумил:

— Ну что, мне кто-нибудь поможет?

Патрик пришел в себя, показал нам руками, что мы все встретимся у входа в усадьбу, и сразу же побежал вниз.

Василиса и я взяли кэпа на руки. Водрузили меч мне на спину. И мы побрели на север. Нам предстоит еще пройти не один километр. А с таким грузом на плечах мы не сможем сделать это быстро.

Я не ною, поверьте. Я вполне готов к таким приключениям. Ар — мой друг. Мой настоящий друг. Мне не важно, что там говорят всякие психи. Я чувствую, что здесь он по-настоящему живой.

— Вадим Игнатьич.

— Что, дорогая?

— Я вот уже как двенадцать часов сижу на смене. Можно мне домой идти?

— Ну конечно. Давай, не волнуйся, я тут все закончу, к тому же кодеры нам все тут настроили, и опять все настроили. Сколько же много всего происходит, с этим Шестовым. В общем, мне посоветовали не бояться всплывающих сообщений с метками…

— Я ушла.

«У вас когда-нибудь возникало чувство дежавю? — спрашивал своих внутренних демонов доктор Херельман. — У меня постоянно.»

Вадим Игнатьевич проводит день совершенно одинаково вот уже больше семи лет. Просыпается, принимает душ, завтракает кашей, садится в автопилот, пока едет в больницу, то читает какую-нибудь книжку по работе, поднимается на седьмой этаж, и весь день следит за пациентами.

Почему он сегодня задумался над дежавю? Обычно, его жена говорила ему еду, но за последнюю неделю каша получается обгоревшей и невкусной. Книга надоела, автопилот тупил, а больницу оцепили.

Пациент теперь только один, и не самый приятный. С ним в каждый день может случиться проблема, что заставляет его задумываться над смыслом жизни.

Раньше он этого не делал, но Шестов пробудил в нем давно угасшее чувство неопределенности, чувство страха перед будущим.

Показ удостоверения. Лабораторию теперь открывает специальный человек в форме, по углам потолка поставлены камеры. «Я чувствую себя, как на реалити шоу.» — подумал он. В том, где следят за жизнью таракана в огромном лабиринте.

Подняв глаза на капсулу, Херельман обнаружил, что ее опять запустили. «Снова в час ночи! — прокричал он у себя в голове. — Надо проверить, как там другие пациенты!»

Выйдя в коридор, пройдя десяток метров, Вадим зашел в лабораторию Полянина. Какой-то вояка открыл ему дверь, и в комнате обнаружился повесившийся Макар Григорьевич. Все капсулы в крови, а люди в них без голов, плавающие в медицинском растворе.

Его опять схватили, и увезли. «Почему снова? — спрашивал он себя, сидя в сизо. — Как такое могло вновь случиться? Мне не понять».

Генералу приказали прибыть. Он явился через несколько минут. С широченной улыбкой на лице генерал смотрел на Херельмана, когда его отводили в допросную.

— Шо, опять? — спросил он задержанного.

— Вам приходилось испытывать чувство дежавю, майор?

— Постоянно. Вот только я теперь генерал. — он сел напротив. — Знаешь, я каждый день спрашиваю себя: «Почему я не могу остановиться пытать?» И что ты думаешь заставляет меня уже тридцать лет продвигаться по служебной лестнице?

Молчок.

— Я скажу! Я тебе скажу, сволочь — такие, как ты! — доктор поднял глаза. — Я сажу их — они выходят, я их избиваю — они выживают. А мир продолжает все опускаться, и опускаться на дно!

— В этот раз тебе не запугать меня. Я прошел огонь и воду!

— Да? Ты делаешь мне вызов?

— ДА! Заставь меня.

— Тогда так — подарок в студию!

В комнату зашел грязный парень, и поставил перед доктором блюдо, словно в ресторане, закрытое крышкой в виде купола.

— Каждый раз, сталкиваясь с евреями, я задаюсь вопросом: «Они что, настолько помешена на деньгах?»

— Это антисемитизм.

— А разве? Есть лишь один способ проверить.

Генерал открыл блюдо, и в нос Вадима Игнатьича ударило сильными приправами.

— Что это? — спросил доктор.

— Это — твоя дочь!

— Что? — непонимающе продолжал спрашивать доктор.

— Ты когда-нибудь смотрел Игру Престолов, тот популярный сериал в десятые?

— Естественно.

— Ты разве не помнишь, что случилось с сыновьями лорда Фрея? — лицо Вадима поменялось. — Жаль, что мне пока не удалось повторить красную свадьбу, но я иду к этому.

— Ты… блять, ты… у меня нет слов… — обезумел доктор. — Моя дочь находилась по защитой!

— Ты думаешь, что какие-то недотепы из Пурпурной розы могут меня остановить?

— Я тебя урою!

— Тише, тише. Я все-таки хочу задать вопрос. За сколько ты продашь дочь?