Он ответил ей благодарной улыбкой.

— Теперь меня вполне можно… увести отсюда.

— Почти…

— Не сомневайся, — ухмыльнулся он.

Луи был послан к Аделаиде со списком необходимой одежды, и часом позже Дейзи и герцог сидели в заполненной цветами оранжерее, где воздух был насыщен ароматом гибискуса. Мать Этьена говорила, что ей очень приятно наконец встретиться с Дейзи. Герцог обнимал Дейзи за талию. Ее вначале поразило, насколько разными были мать и сын.

Герцогиня Доважерская была настолько же светлой, насколько ее сын темным — золотистомедовые волосы, глаза какогото удивительного оттенка цвета морской волны, а рост герцог, решила Дейзи, явно унаследовал не от нее. Изящно тонка — полный контраст сыну. Вероятно, она была достаточно юной, когда родился Этьен, потому что и сейчас выглядела очень молодо.

— Вы сделали Этьена очень счастливым, моя дорогая, — сказала приветливо Элоиза. — И я благодарна вам за это.

— Спасибо, — от всей души ответила Дейзи, думая о том, как легко любить ее сына. — Я надеюсь только, что… все будет хорошо, все утрясется.

— Вы имеете в виду с Монтеньи? Спасибо Господу за новый закон о разводе. Разве я не сказала тебе, что с этим браком пора кончать, как только закон вступил в силу? — повернулась она к сыну. — Но ты оказался слишком хорошо воспитан для этого.

— Да, мама более импульсивна, чем я, — снисходительно улыбнулся герцог.

— Ты просто не знал, что такое любовь, — проницательно отметила герцогиня.

— А ты знала? — парировал он. Насколько ему было известно, герцогиня годами развлекалась таким же образом, как и он сам.

— Я не рассказывала тебе всего для твоего же блага, — тихо сказала она. — Нелегко открыться комуто, когда любишь.

— Тайны матери… — Этьен одновременно поддразнивал и сочувствовал.

— Я научилась молчать задолго до твоего появления, мой дорогой, — отшутилась она. — Теперь скажи мне, что там архиепископ и эта твоя безликая теща наговорили сегодня утром.

Герцог едва заметным движением предостерег мать от дальнейших расспросов.

— Пустяки… визит вежливости, — небрежно ответил он. — Я надеюсь, что ты когданибудь съездишь с нами на скачки. Мой вороной отлично бегает последнее время, — сказал он, обращаясь к герцогине, чтобы уйти от скользкой темы.

— Архиепископ и твоя теща? — вмешалась Дейзи. — Почему ты ничего не сказал мне?

— Не о чем было говорить. — Это был чисто мужской ответ, предотвращающий дальнейшие расспросы.

Мать сразу ощутила напряжение в его голосе и, прекрасно зная «благородство» семейства Монтеньи, мгновенно уловила предупреждение в словах сына.

— Мне бы очень хотелось увидеть твоего вороного на бегах, дорогой, — сказала она, заполняя возникшую паузу. Герцог быстро улыбнулся ей.

— Хорошо. Тогда в пятницу. Не желаешь ли поужинать с нами сегодня?

— Я обещала принцу этот вечер. Мне очень жаль. А ты не хочешь составить мне компанию? Хотя предупреждаю, что на самом деле это почти дипломатический прием, там будет несколько послов.

— А ты будешь выполнять функцию хозяйки приема и станешь очаровывать всех колониальных атташе? — Этьен нежно улыбнулся матери. — Мама лучший посол Филиппа, — пояснил он Дейзи. — Она способна успокоить самую горячую голову министра иностранных дел, негодующего по поводу прохладного отношения к его колониальным проблемам. Она убеждает их в том, что по крайней мере парижские женщины понимают проблемы, стоящие перед их странами.

— Они все прекрасные люди, с вполне законными обидами. Мое искреннее сочувствие приятно им, дорогой. И ты это знаешь.

— Мама отвергла такое количество предложений выйти замуж за колониальных министров, что невозможно сосчитать.

— Как я смогу проследить за тобой, если уеду из ПаЭтьен — ответила она, поддразнивая сына.

очень нуждается в заботе, — добавила она.

— Ты впервые заметила, что я существую, когда мне исполнилось шестнадцать, — шутливо парировал герцог. Но по его тону не чувствовалось, что отсутствие внимания матери в детстве както задевало его.

— У тебя была Ренни, дорогой, которая была лучшей нянькой в мире. И ты любил ее больше, чем меня.

— Да, она была необыкновенной.

— Конечно. Прежде она была моей няней Ренни. Как видишь, я была достаточно щедра, отдав ее тебе.

— Да, — просто ответил он, интуитивно зная, что великодушие матери было искренним. Ренни любила его безоговорочно, безмерно, как и он ее. Не было ни одного дня в его жизни, чтобы он не думал о своей няне, несмотря на то, что прошло двадцать лет со дня ее смерти.

— Скажите, а у абсароки тоже бывают няни? — спросила Элоиза.

И конец их визита сосредоточился на любопытной беседе относительно детей и их воспитания — предмете, в котором, говоря откровенно, Этьен мало что понимал, но живо интересовался разговором. Его мать заметила его необычайный интерес, также отметила, что герцог никогда не приводил своих любовниц к ней на чай. Она всем сердцем желала ему счастья. Изабель отняла у ее сына слишком много времени. Он заслуживал большего.

— Не сердись на меня изза утренней истории, — сказал герцог, когда они уселись на мягкие сиденья кареты. — Мне не хочется спорить с тобой.

— А ты не должен ограждать меня от всей этой суматохи.

— Нет смысла говорить об этом. Их нет. Они ушли и не должны вернуться.

— Я просто хочу знать то, что мне положено знать. Я не ребенок и, надеюсь, не твое очередное мимолетное приключение, — спокойно сказала Дейзи.

— Тебе незачем об этом думать, поверь мне. Монтеньи глупы, — резко добавил он.

— О чем это ты?

Он колебался некоторое время.

— О моих детях, — мягко сказал он, — и о других вещах.

— Могу ли я чемнибудь помочь? — Несмотря на нежный, заботливый тон, он был явно расстроен.

— В жизни мне приходилось справляться с очень неприятными вещами. Школа адвокатов — это хорошая закалка. — Она усмехнулась. — Я умею быть очень жесткой.

Улыбка тут же смягчила черты его лица, изменив штормовую зелень глаз на более спокойный оттенок.

— Я люблю тебя, дорогая, за твою чуткость и ум, — он вскинул брови, — ну и еще за некоторые достоинства — шутливо добавил он. — Но и ум, и чуткость, и здравый смысл совершенно бесполезны, когда имеешь дело с Монтеньи. Они слишком толстокожи. Ну а теперь можем ли мы с тобой обсудить чтонибудь более приятное, к примеру, невообразимый цвет твоих губ, или маршрут нашего медового месяца, или имя нашего первенца?

Поддразнивая ее, он явно не желал обсуждать Монтеньи, и поэтому, любя его, она сказала:

— Вы выиграли, монсеньор де Век… на этот раз, — она улыбнулась, — но только потому, что слушаться вас очень приятно.