Возникло ощущение, что я с ними знакома тысячу лет. Сижу со старыми друзьями в ресторанчике, флиртую, расточаю улыбки и веселюсь. Даже легкость появилась на душе. Ужин подошел к концу.

— Как насчет десерта?

— Штрудель с яблоками, — попросила я, вспомнив старые привычки.

Свежие яблочки, корица, тонко раскатанное тесто… Я даже забыла, что когда-то яблоки будили во мне тяжелые воспоминания. Все исчезло.

Пока несли заказ, парни кидали на меня горячие взгляды. Марк гладил руку, Александр наклонился так низко, что мог бы поцеловать — нос почти уткнулся в щеку. Теплое и шумное дыхание было таким вкрадчивым, что я догадалась — льву нравится мой запах. Запах пудры, геля для душа и духов. И меня, конечно.

В дыхании была такая страсть, что я ощутила первый отголосок жара, что одолевал мужчин. Волна тепла пошла от живота вверх, мужчины поерзали и отстранились — нам несли десерт.

— Оливия, — Мрак подчерпнул длинной ложкой немного крема и отломил кусочек штруделя. Ложка зависла в нескольких сантиметрах от губ.

Я послушно открыла рот, чувствуя неловкость.

— Не смущайтесь. Будем считать, это наша новая обязанность. И ваша тоже.

Взгляд Марка стал таким откровенным, что я чуть не подавилась штруделем. Брат забрал у него ложку и проделал то же самое.

Они по очереди кормили меня с ложки десертом, как птенца. Надолго меня не хватило — я промокнула губы салфеткой, спрятав за ней рот. Отстаньте! Чего они так за мной ухаживают? Боятся, что откажу?

Я уже не понимала, чего хочу: только ли правду о дочери или этих мужчин тоже? Стало немного грустно. Львы дали понять: помогать мне будут потом. После того, как сожрут старых королей и займут их место.

И только тогда — возможно — посвятят немного внимания мне.

Они ничего мне не должны. Это мужчины: для них важнее положение в обществе. Женщины с их слезами, неурядицами и проблемами подождут.

— Вы задумчивы, — заметил Марк. — Что случилось?

— Вам грустно? — уточнил Александр.

Я покачала головой.

Наверное, прежде я так часто излучила безрадостность, что они поняли сами.

— Не думайте, что мы забудем о вас, — сказал Марк. — Поиски убийцы вашего ребенка наша первостепенная задача. Как только мы займем город, найдем и растерзаем всех, кто был к этому причастен.

— Хорошо, — пробормотала я, пряча глаза — и грусть в них.

— Не расстраивайтесь. Нам есть о чем поговорить и что обсудить о вашей дочке. Но ресторан неподходящее место для этой беседы. Давайте продолжим в другом месте, — предложил Марк. — Более уединенном. Поедем к нам.

Он не спрашивал — сообщал.

Они так и не спросили ответа… А я только сейчас подумала — может, он им и не нужен. И ответом на их предложение стало то, что я пришла. Я уже этим согласилась. И другого ответа они не ждут.

Что мне оставалось делать, кроме как снова сказать «да»?

Меня пригласили в тот самый номер: с кроватью, затянутой бордовым бархатом.

И когда я вошла, она оказалась передо мной, намекая на греховное продолжение. Вульгарно. С намеком. Но иногда лучше грех, чем иной выбор.

Я окинула номер взглядом убийцы — меня интересовало, не прячется ли здесь еще кто-то. Например, отец львов. Но здесь только мы. Чтобы отвлечься от интерьера, будто выпрыгнувшего из эротического фильма, я обернулась к братьям.

Они вошли следом: Марк раскованно улыбнулся, Александр оценил меня сверху донизу, словно уже представлял мое голое тело на красном бархате… Полегче, парни!

— Вы сказали, будет разговор, — напомнила я.

— Пойди… Закажи вина, — вскользь бросил Марк, но брат мгновенно понял и вышел за дверь, хотя можно было и по телефону это сделать.

Учтиво улыбнувшись, как умеют только богачи и политики, он пошел к кровати. Очень продуманная улыбка: шикарная и полная превосходства, но неуловимого, чтобы не обвинили в снобизме.

— Прошу прощения, Оливия, — он начал расстегивать пиджак. На широких плечах они хоть и неплохо смотрятся, но крупным мужчинам в них неудобно. Марк дал понять, что хочет остаться в неглиже — то есть, в рубашке.

Ничего ужасного не происходило, но я насторожилась. Я слишком давно с оборотнями, шкурой научилась чувствовать их настроение. Марк скрывал эмоции, но от него исходило ощущение опасности.

Он сердился. Я чем-то ему досадила? Изголодался по сексу, а я тяну? Или я ни при чем, а злится он на кого-то другого?

Марк подошел к французскому окну, забросив пиджак на плечо, и уставился наружу. Мне стало зябко, и я обняла себя за плечи.

— Подойдите, Оливия. Красивый вид, не правда ли?

Я неуверенно приблизилась — без особого страха, но растерянно. Он положил ладонь на плечо и подвел ближе к окну. Вид, как вид. Внизу расстилался ночной город, а это всегда красивое зрелище.

— Я понимаю ваши сомнения. Вам может казаться предательством наше предложение. Но они не сумели защитить собственное дитя. Они вас не заслужили.

— Я думала об этом, — призналась я, глядя в темноту.

Я вдруг ощутила странное единение с ним — как будто мы вместе оказались в пустоте и делимся самым сокровенным, а вокруг ничего нет. Родство душ.

Да, я думала, что парни предали меня. Бросили. Может быть, это всего лишь мысли обиженной женщины, но разве моя обида не стоила того? Руслан считал, что нет. Он меня не слышал. У них давно своя жизнь, где нет места мне. Любимый клуб у Руслана, больные игры у Зверя. Я не знаю, можно ли склеить разбитое, если вас было двое. Но точно могу сказать, что втроем это тем более невозможно.

Марк повернул меня к себе лицом и взял за плечи.

— Оливия…

Не знаю, что он хотел сказать — мне показалось, он желал поцелуя. Марк смотрел на мои накрашенные губы.

— Скажите, — прошептала я. — Вы рассказали всю правду о дочери?

Только сейчас Марк взглянул мне в глаза. Я едва дышала, чувствуя ледяное дыхание на влажных губах.

— Что заставляет вас сомневаться?

— Смерть Леонарда, — прямо сказала я. — Вы убили его слишком быстро.

— И все? — он насмешливо поднял густые брови. — Он вас оскорбил, а мой брат еще молод. Он снес ему голову на эмоциях.

Голубые глаза были такими ясными. Слишком честными для нашего дрянного мира, где деньги дороже чести. Так что глупая отмазка. Я опустила глаза, но голову не смогла — Марк взял меня под подбородок.

— Вы мне не верите?

— Сегодня вы спрашивали, что я делала, — вспомнила я разговор в ресторане. — Я съездила к Леонарду, и нашла бумаги. Материалы по делу. Он утверждал, что дочка могла выжить.