Его так никто и не смог догнать. Конь завоевал Тройную Корону, повторив рекорд своего отца и поставив новый рекорд Америки в скорости. Когда в кругу победителей Куртсингер соскочил с седла и наклонился расстегнуть подпругу, то с ужасом обнаружил, что живот лошади забрызган кровью – и раненое копыто по-прежнему кровоточило. Зрители содрогнулись.

Том Смит и Ред Поллард, которые только приехали с Сухарем с Запада, присутствовали на трибунах Бельмонта и видели эпический забег Адмирала. Смит оценил суть увиденного. Тем же вечером он вернулся в конюшню Сухаря на ипподроме Акведук и написал Чарльзу Ховарду: «Видел Адмирала. Он действительно умеет бегать».

Сэмюэль Риддл снова ухватил руками молнию. К лету 1937 года, когда Адмирал «сидел на скамье запасных», ожидая, пока заживет копыто, стало окончательно ясно, что ни одна лошадь такого же возраста не может с ним сравниться. Адмирал, как в свое время Военный Корабль, ждал достойного соперника, в борьбе с которым можно было доказать свое истинное величие.

Никому на Востоке не приходило в голову, что таким соперником мог бы стать Сухарь. Когда его видели здесь в последний раз, он был одним из победителей скачек со средним призовым фондом. Человека, который его тренировал, никто не знал, а жокея, который на нем скакал, никто не помнил. Лошадь потратила половину своей карьеры в клейминговых скачках или в скачках с небольшим закрытым призом. Самый опытный тренер страны отказался от него. Серия побед той зимой ничего не говорила о его качествах, все они были завоеваны на не вызывающих доверия просторах Запада. Утром 26 июня 1937 года – день, когда Сухарь должен был начать свой «крестовый поход» на престижные скачки на Востоке с гандикапа Бруклина, – нью-йоркский журналист выразил отношение жителей восточного побережья двумя словами: «Колченогая кляча».

Для того чтобы посмотреть встречу Сухаря с Роузмонтом и местной знаменитостью Анероидом, на ипподроме в Бруклине собралось рекордное число зрителей – двадцать тысяч человек. Когда Сухаря вывели в паддок, Смит оглядел шумную толпу и нахмурился. Он подозвал берейтора Сухаря, Кейта Стакки, и велел ему поставить Тыкву между Сухарем и его поклонниками. Стакки сделал как ему было сказано, и Тыква своим массивным телом стал своеобразным забором паддока. Смит спокойно оседлал Сухаря и отправил его на трек.

По сигналу судьи Сухарь рванул вперед, установив высокий темп на первом повороте и дальше на противоположной прямой. На подходе к дальнему повороту Роузмонт стал нагонять его, и толпа одобрительно взревела. Войдя в дальний поворот, Роузмонт нагнал Сухаря, и какое-то мгновение они бежали рядом. Всего несколько скачков, и Роузмонт дрогнул. Сухарь понесся вперед. Но скачка еще не закончилась. С внешней бровки к лидеру приближался Анероид, стремительно прошедший поворот. За четверть мили до финиша он нагнал Сухаря. Никто из жеребцов не собирался сдаваться. Сухарь и Анероид почти вровень мчались по финишной прямой, и дюйм за дюймом Анероид сокращал разрыв между ними. Когда до финиша оставался один фарлонг, голова Анероида была уже на несколько сантиметров впереди – точно так же, как всего несколько месяцев назад было с Роузмонтом. По натянутым поводьям Поллард почувствовал, как жеребец стиснул зубы на мундштуке: верный признак решимости. На последней секунде Сухарь ринулся вперед и вытянул морду над финишной линией. Все остальные участники забега остались позади, и среди них Роузмонт, отставший на десять корпусов.

Поллард направил гарцующего Сухаря обратно к трибунам, чтобы попозировать для снимка победителя, потом соскользнул с седла и передал лошадь Стакки, который подъехал на Тыкве. Смит велел Стакки быстрым шагом отвести Сухаря в конюшню. Стакки пустил коня рысцой на поводу мимо кричащих зрителей, а потом дальше между конюшнями и сараями. Крики стихли в отдалении. Они остались одни и двигались рысью мимо конюшен Фитцсиммонса, бывшего дома Сухаря{284}. Из конюшни молча вышли все конюхи. Они грустно смотрели на лошадь, которую упустили, и на их лицах явственно читалось сожаление. Стакки ничего не сказал, просто проехал мимо.

В Нью-Йорке «ветер» поменялся. Все критики Сухаря на Востоке, по словам Джолли Роджера, «притихли, как воды в рот набрали». Их уважение были вымученным. А дома, в Калифорнии, в успехе были уверены заранее. Офис «Вестерн Юнион» в Сан-Франциско завалили поздравительными телеграммами в адрес Ховарда, среди них были и поздравления от Бинга Кросби, Эла Джолсона и Фреда Астера. Газеты пестрели фотографиями Сухаря, на Западе ему прочили титул лучшего скакуна Америки. Восток же еще не был готов возносить славу жеребца до немыслимых высот. Жители восточного побережья все еще надеялись, что у них есть лошадь, которая сможет наказать эту «колченогую клячу». По ипподрому поползли слухи. «Только один скакун стоит между Сухарем и титулом полного чемпиона, – продолжил Джолли Роджер{285}. – Это Адмирал».

Пришел июль, и Сухарь снова вернулся в Эмпайр Сити, где одержал победу в гандикапе Батлера, пройдя дистанцию в 1 километр 900 метров, при этом назначенная весовая нагрузка превышала нагрузки остальных лошадей от 3 до 9 килограммов. Спустя две недели он утер нос своим соперникам в гандикапе Йонкерса. При впечатляющей весовой нагрузке в 58,5 килограмма он смог побить рекорд этого ипподрома на дистанции в 1 километр 700 метров, который до этого держался двадцать три года.

В августе Сухаря повезли в Саффолк-Даунс, где он должен был участвовать в престижном гандикапе Массачусетса. Там он схлестнулся в смертельной дуэли, пройдя почти на равных с кобылой по кличке Прекрасная Воительница. В состязании этой лошади назначили дополнительную нагрузку в 49 килограммов, а Сухарю – 59 килограммов. Несясь по треку бок о бок, они с кобылой сначала избавились от Анероида, а потом оставили далеко позади всю основную группу соперников. И только на финишной прямой Воительница наконец выдохлась и стала отставать. Сухарь пришел к финишу первым, побив прежний рекорд ипподрома на две пятые секунды. Прекрасная Воительница отстала от него на два корпуса, сражаясь до последнего. Сухарь легким галопом вернулся к трибунам под оглушительные овации. Поллард соскочил с седла и помчался по ступеням в жокейскую, выкрикивая: «Вот идет наш доблестный герой!{286} Парни, я наконец прославился!»

Празднование победы продолжилось на ежегодном обеде Ассоциации спортивных журналистов Новой Англии. Ховард получил трофей, потом на сцену поднялся Поллард и получил памятный хлыст. «Я буду заносить его высоко и хлестать изо всех сил», – съязвил он. Присутствующие, изрядно подогретые виски с содовой, никак не отреагировали. Поллард стал громко хлопать, толпа уставилась на него. «Черт возьми! – взревел Поллард. – Давайте уже поаплодируем!»{287}