Он передвинул тело мужчины, лежавшего на крыше рубки. Хотя кровь уже остановилась, и кожа посерела, человек выглядел спящим. Подобрав валявшуюся на палубе шляпу, Джек прикрыл ему лицо.

– Приятных сновидений, – сказал он, кладя безжизненную руку на рану в груди.

– Прикрой его, – Джек указал на рулевого.

К корме был прислонен навес, предназначенный для защиты рулевого от солнца. Мейнард подтащил его и расположил над телом рулевого, постаравшись оставить на виду сжатую в кулак руку.

– Иди сюда. – Джек усадил еще одно тело у планширя левого борта и завалил его швабрами и ведрами. Затем он взгромоздился на рубку и хлопнул ладонью рядом с собой. – Сядь на свою цепь, писака.

Мейнард сложил свободный конец цепи на крыше рубки и сел на него.

Джек положил руку Мейнарду на плечи – приятельский жест, – если не считать того, что он подцепил кольцо вокруг шеи Мейнарда и сказал:

– Дернешь головой хоть на дюйм – тебе конец.

* * *

Альтиметр указывал сто футов, и самолет все снижался. Черный корпус шхуны несся прямо на них.

– Достаточно? – с улыбкой поинтересовался пилот.

– Прекрасно, – ответила Девон. Репортер возопил:

– Вы ударитесь об эту чертовщину!

Пилот рассмеялся.

Девон склонилась вперед и, стараясь не моргать, стала осматривать палубу.

Двое пьяных мужчин обнимались на крыше рубки, другие распределились по палубе шхуны.

– Неплохая работа, – заметил пилот, когда самолет летел над палубой. – Валяйся на своей заднице и жри ром.

– Что они делают? – спросила Девон. – Здесь ведь ничего нет.

– Выменивают омаров у аборигенов. Видите вокруг местные лодки?

Репортер оглянулся.

– Вы видели того спящего парня? У него на коленях винтовка. Это не лишнее здесь. Здесь вас могут ограбить за дырку от бублика.

Летчик потянул штурвал на себя, и самолет, взмыв вверх, полетел к Грейт-Инагуа.

– Удовлетворены? – спросил он Девон.

– Нет, но я не знаю, что еще можно сделать.

Из команды шхуны в живых осталось пять человек – четверо мужчин и одна женщина, все молодые, все одеты в потертые джинсы; помощник Hay, бородатый мужчина по имени Том Баско, повел их на корму. Баско был в ярости. Он прижимал к щеке окровавленную тряпку и злобно поглядывал на женщину.

Оставшиеся в живых пребывали в замешательстве, случившееся напугало их – и только. Они еще не знали, что у них был вполне реальный повод для отчаянья.

Hay стоял на корме, между мальчиками и Хиссонером. Бет, поставив Мейнарда сбоку от них, рассматривала каждый предмет, выносимый из трюма.

Мужчины грузили на пинасы ящики с едой и напитками, инструменты, одежду, кухонную посуду, оружие и фонарики. Если они не знали назначения определенных устройств, механизмов, лекарств, они оставляли их на палубе для Hay, чтобы он решил, выбрасывать их или нет. То, что, как они знали по опыту, было для них бесполезно, – пищевые смеси, для которых требовалось молоко или яйца, краску, очистители и замороженные продукты – они бросали обратно в трюм.

Бет наблюдала за погрузкой как надсмотрщик, требуя, чтобы ее долю грузили в пинас Хиссонера, проверяла, положили ли ей баллончики от насекомых именно “б-12”, а не “Каттер”, щупала дыни, нюхала мясо, размышляла над тем, взять ли ей персики или груши, и окончательно, решила, со свойственным ей расточительством, взять по ящику и того и другого, и даже примерила ювелирные безделушки.

– Ранен, Баско? – спросил Hay.

– Эта мегера укусила. – Баско прижимал тряпку к щеке.

– Ты ее наказал?

Баско улыбнулся и поднял средний палец правой руки.

– Я принял меры, Л’Оллонуа.

– Ты знаешь, как приставание к приличным женщинам расценивается законом.

– Если она праведница, то я – папа Римский. Один из оставшихся в живых спросил:

– Куда вы нас везете?

Взглянув на него. Hay спокойно ответил:

– Ты отправишься домой, приятель. Пятеро уцелевших заметно успокоились. Они переглянулись, скрывая улыбки.

– Вы откуда, ребята? – спросил один из них. Он посмотрел на Hay, на Хиссонера, на Мейнарда. Не получив ответа, он продолжил:

– Ну и перепугали же вы нас. Это точно.

Они не понимают, подумал Мейнард. От этого места разит смертью; вокруг валяются мертвецы, а они все еще не понимают.

Hay обратился к пятерке:

– Кто из вас главный?

– Я, – вышел вперед молодой человек.

– Какой у вас груз?

Молодой человек обвел рукой коробки, сложенные на корме.

– Вы его видите, приятель.

– Это провизия, а не груз.

– Провизия? – Осмелев от уверенности, что в конце концов их отпустят, он позволил себе некоторую развязность. Он улыбнулся своим. – Вы что, перегрелись?

– Ваш груз.

– Вы смотрите на него, шеф.

Hay слегка кивнул Баско, тот схватил молодого человека за руку, хлопнул ею о планширь и, взмахнув тесаком, снес ему мизинец.

Молодой человек отдернул руку и взглянул на нее.

– Эй, приятель... – Рука была такой же, как раньше, если не считать того, что вместо пяти пальцев теперь было четыре, а на месте пятого, торчал теперь огрызок кости. – Ах, черт...

Мейнард видел, как побледнело его лицо, видел, как он покачнулся, как будто бы последняя рюмка, наконец, на него подействовала.

– Я же истеку кровью до смерти!

– Ты окажешься дома еще до того, как это произойдет. Не испытывай мое терпение, или же дорога твоя будет вымощена горестями, – Hay снова кивнул Баско.

На этот раз Баско потянулся к девушке, но она отшатнулась от него и крикнула: “Нет!”

– Ваш груз, леди.

– Он там! – Она указала на трюм. – Под кучей всякой дряни.

– И он представляет собой...

– Кокаин, гашиш...

Hay не понял ее. Он взглянул на Хиссонера и на Баско, но они тоже не знали, о чем идет речь.

– Наркотики, – вмешался Мейнард, качая головой.

– Медикаменты, писака?

– Нет, наркотики. Знаете... э-э, наркотики. – Порывшись в памяти, Мейнард вспомнил слово, использованное в Законе. – Фармацевтика.

– Мы посмотрим. – Hay послал вниз двоих. Хиссонер сказал: