переговоров задумался о превратностях судьбы. Здесь, в том самом здании, где мы работали и обедали, с 1924 по 1946 год жил «Всесоюзный староста», председатель ВЦИК, а потом Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин, рядом — генеральный секретарь Коминтерна Г. Димитров. Здесь побывали Мао Цзэдун и Ким Ир Сен. А теперь сюда прибыла делегация Североатлантического альянса, созданного в свое время для борьбы с коммунизмом и социализмом.

С самого начала с двух сторон проявилось стремление сделать встречу максимально деловой. Солана сразу же заявил — это было сделано в первый раз, — что он обладает мандатом на ведение переговоров от 16 государств — членов НАТО.

Я чувствовал, что и камин, и даже зимний морозный лес чуть «растопили» Солану. В целом он оставался в несколько напряженном состоянии, может быть, от ощущения того, что не располагал особой гибкостью, будучи зависимым от мнения руководителей НАТО и полученных инструкций. Но все-таки я впервые ощутил во время этой двухчасовой прогулки, что Солана хотел продвижения вперед.

Солана высказал немало идей, способных нас заинтересовать. Однако генеральный секретарь НАТО упорно избегал обсуждения по существу военных вопросов, — очевидно, на тот момент это не было санкционировано альянсом. Видимо, Солана понимал наше настроение, и он произнес ключевую фразу, которая определила пределы его возможностей: «Вы встретитесь с американскими представителями, и важно уточнить их позицию на сей счет».

Солана уезжал из Мещерина, увезя с собой и наш главный «сигнал»: договоренности по военному блоку вопросов должны стать неотъемлемой частью общего документа. Очевидно, он вынес из беседы, в том числе во время прогулки, еще по крайней мере одно впечатление: как бы Россия ни была заинтересована в превращении «семерки» в «восьмерку», во вступлении в ВТО, Парижский и Лондонский клубы (о приближении этой перспективы в случае подписания Хартии он горячо говорил), мы не примем никакой «платы» за приглаживание нашей позиции в интересах НАТО, и эти вопросы не должны иметь никакого отношения к подготавливаемому документу и тем более — включаться в него.

Натовцы, по-видимому, ждали результатов российско-американского саммита в Хельсинки, который был намечен на 20–21 марта 1997 года. По телефону два президента договорились, что перед их встречей в Хельсинки мне предстоит полететь в Вашингтон и с М. Олбрайт продвинуться в согласовании документов саммита: совместных заявлений президентов по вопросам европейской безопасности; по дальнейшему сокращению ядерных вооружений; по укреплению Договора по ПРО; о российско-американских экономических инициативах. Каждый из этих документов был чрезвычайно важным. Что касается первого — по вопросам европейской безопасности, — то в нем практически должны были быть найдены «рамочные» развязки по тем проблемам отношений России — НАТО, которые все еще были далеки от того, чтобы лечь на бумагу.

Программа в Вашингтоне была более чем насыщенной. Встретился и с Олбрайт, и с Тэлботтом, потом Тэлботт пригласил меня с послом Воронцовым, Мамедовым и Олбрайт к себе домой, где мы целый вечер проговорили о делах. Симпатичная хозяйка — жена Строуба — подчеркнуто не участвовала в разговоре, появляясь каждый раз в гостиной с очередным сверхострым блюдом. Но оказалось, что она была далеко не безразлична к тому, о чем мы говорили. Тэлботт сказал на следующий день, что его супруга с огромным интересом слушала, как «делается история».

Несмотря на то, что Клинтон накануне перенес операцию в связи с травмой ноги и был малоподвижен, он пригласил меня на встречу, которая длилась более часа. Сам факт приглашения в жилые апартаменты Белого дома президентом, который все время принимал обезболивающие пилюли, да и, конечно же, характер беседы показывали, что Клинтон был искренне заинтересован в успехе предстоящих переговоров с Ельциным.

Экстраординарным было посещение в Пентагоне «ситуационной комнаты». Министр иностранных дел России был допущен в эту святая святых военного ведомства США на встречу с американскими министром обороны и начальниками штабов всех родов войск. Докладывали начальники штабов, иллюстрируя те или иные положения диаграммами, которые проецировались на широкий экран.

Военные всегда прямолинейнее политиков, и это чувствовалось по характеру выступлений. Вынес два впечатления. Пентагон заинтересован в продвижении процесса сокращения ядерных вооружений, иными словами, в проработке, связанной с будущим договором СНВ-3. А главное направление усилий по противоракетной обороне — создание ПРО, способной, как сказал один из докладчиков, надежно защитить американских солдат в случае региональной операции, подобной «Буре в пустыне».

По первому вопросу наши интересы, очевидно, стыковались, но сохранялась проблема сбалансированности сокращений с учетом сохранения безопасности сторон и стабильности на глобальном уровне в целом. Что касается ПРО, то перед нами стояла задача найти такое решение, которое не вело бы при создании нестратегической ПРО к образованию оружия для «звездных войн».

Американцы, особенно на первом этапе переговоров в Вашингтоне, придерживались тактики нажима. Были предприняты попытки исключить из проекта совместного Заявления президентов по европейской безопасности положения о непродвижении обычных вооруженных сил к территории России, ограничившись цитированием туманного и потому не устраивающего нас заявления НАТО (было сделано в Брюсселе накануне наших переговоров в Вашингтоне).

Результатом трудных дискуссий было согласие по ряду важнейших вопросов. Я бы выделил два из них, которые остро проявились в настоящее время, через значительный срок уже после подписания Основополагающего акта. Мы настаивали на обязывающем характере документа об отношениях Россия — НАТО, и это удалось подтвердить. И тоже через сложные обсуждения было получено согласие американской стороны включить в совместное заявление заверение от имени президента США, что не произойдет наращивания вблизи России постоянно размещенных боевых сил НАТО. Согласование этих пунктов, как и положения о непродвижении ядерного оружия на территорию новых членов НАТО, имело для нас особое значение.

Мы оправданно считали, что эти два момента минимизируют те военные негативные последствия, которые создаются при расширении НАТО для России. Однако в начале XXI века, когда прием новых членов в НАТО произошел на практике, США объявили, что разместят на постоянной основе на территории Болгарии и Румынии по пять тысяч своих военнослужащих. Это дезавуирует подпись президента США, стоящую под Основополагающим актом. А может быть, очередной американский президент отказывается от договоренностей, достигнутых с его предшественниками? Но можно ли тогда вообще говорить о последовательности внешнеполитического курса?

При встрече с американскими политиками я обращал их внимание на это обстоятельство. В ответ получал молчание. Некоторые, правда, «нажимали» на то, что запрет распространяется только на значительные военные перемещения из «старых» в «новые» члены НАТО. Как правило, мои оппоненты при этом не знали об объявленном плане постоянной дислокации в двух государствах, принятых в НАТО, по пятитысячному воинскому контингенту США. Честно говоря, мне непонятно наше молчание по этому поводу. Особенно на фоне требований НАТО о выводе из Приднестровья наших 2,5 тысячи солдат и офицеров, нахождение там которых якобы нарушает соглашение о фланговых ограничениях.