На один из спектаклей пришел мой приятель. После он позвонил и предложил мне использовать накопленные им мили для поездки из Далласа в Эдинбург.

Я все больше убеждалась, что иду по правильному пути. Казалось, сама Вселенная поддерживает меня разными способами.

В Эдинбург я приехала 27 июля 2013 года. В двух чемоданах у меня лежали костюмы и реквизит, в том числе сотни крохотных вязаных сердечек, которые я собиралась раздавать зрителям. Я показала «Проклятие свитера: Пряжа и любовь» 1 августа в чудесном театре Свит-Грассмаркет. В первый день было продано пять билетов. Во второй – ни одного. Осветитель предложил мне сыграть для него. А почему бы и нет?

В третий день пришло несколько человек. Я не знала, что один из них был известным критиком. Когда я пришла в театр в четвертый день, то увидела, что к моей афише приклеили пять звезд. Пять звезд означали настоящий хит. А рецензия того критика была прекрасной: «Это очень хорошо и заслуживает полного зала».

Все остальные дни зал был полон. Я часто видела вязальщиц, бравших с собой шерсть и спицы. Зрелые женщины говорили, я сделала их видимыми, мои истории любви и утраты близки их сердцам. А молодежь говорила, что после моего спектакля им захотелось научиться вязать.

Я вернулась в Эдинбург с этим же спектаклем на следующее лето. Проходя мимо кафе, я увидела мужчину с серебристой бородкой, который спешно шел мне навстречу. Из кармана он вытащил мое вязаное сердечко. Он был на моем спектакле в прошлом году и все еще носил сердечко с собой.

– Почему вы сохранили его? – спросила я.

– Оно дарит мне надежду, – ответил он, и мы сели за столик…

Признаюсь честно: я люблю пиво. Это не казалось проблемой, пока у меня был метаболизм подростка. Я – миниатюрная женщина 125 фунтов[74] веса – могла перепить любого мужчину и на следующий день чувствовать себя прекрасно. У меня ни разу даже похмелья не было, пока…

…пока мне не перевалило за тридцать.

Из-за похмелья я больше не могла писать по утрам. Приходилось откладывать работу на послеобеденное время. Хемингуэй как-то сказал: «Пиши пьяным, редактируй трезвым». Но я решила, что это – не лучший совет. Мне надо бросить пить совсем – ради детей, ради себя, ради творчества.

Однако на деле все всегда сложнее, чем на словах. Пиво давно стало образом жизни в нашей семье. Кто-то вместе занимается спортом. Кто-то обожает театр и выставки. А мы с мужем любим вместе вечерком накатить пивка. Кружек этак по шесть.

Мне нужны были план и помощь. Я сделала две вещи: купила книгу о том, как бросить пить, прочла ее и тщательно проработала с карандашом, чтобы информация прочно уложилась в голове. Затем я совершила серьезный шаг – гораздо серьезнее внимательного чтения. Я стала молиться, чтобы Бог лишил меня тяги к пиву. Не больше, не меньше. Удивительно, правда?

В тот же день вечером мы с мужем пошли на концерт The Beach Boys, и впервые в жизни я взяла в буфете не пиво, а воду.

Вечером я вернулась домой, легла спать и решила на следующий день не пить. И на следующий. И на следующий.

Прошел целый год без пива или иного алкоголя. Я ездила в отпуск, ходила на дни рождения, вечеринки, концерты, праздники и банкеты – и чувствовала себя прекрасно.

Я не скучаю по пиву – по крайней мере, большую часть времени. Отказ от алкоголя – не вопрос жизни и смерти для меня, я не считаю себя алкоголиком. Я знаю, что могу выпить, если захочу. Просто мне не хочется. Вряд ли мне понравится вкус – ведь я просила Бога избавить меня от этой тяги.

Теперь я люблю утро. Мне не приходится всю ночь сидеть в туалете. Мой мозг прояснился. Я пишу без устали. Кроме того, я похудела на двадцать фунтов[75]. Вера размером с горчичное зернышко способна свернуть горы. Или утолить жажду.

Я сидела на сцене между девочками в бальных платьях и мальчиками с аккуратными прическами и ждала, когда назовут мое имя. Я была единственным взрослым человеком здесь. Я сосредоточилась на нотах в моих руках и старалась не смотреть в зал, на родителей с фотоаппаратами. Когда отыграл четвертый ребенок, вызвали меня. Я разглядела в зале друзей, помахала им и села к роялю.

Работая учительницей, каждый день я стояла перед классом и, казалось бы, не должна была нервничать. Но я нервничала.

Этот концерт стал кульминацией детской мечты – играть на рояле. В детстве я хотела играть, но я боялась нот. Не представляла себе, как можно играть по памяти, это казалось невозможным. Родители предлагали учиться, но я отказалась, сделав вид, будто мне неинтересно.

Когда мне было двадцать пять, поблизости открылась музыкальная студия, и учительница набирала учеников. Я все еще хотела играть. Я буквально чувствовала клавиши под пальцами.

Я вспомнила, как боялась преподавать, но все же стала учительницей и преодолела себя. И теперь я не собиралась позволять страху помешать мне освоить игру на рояле. Я позвонила в студию и записалась.

Учительница Деб оказалась моей ровесницей. Мы поговорили, я объяснила, что всегда хотела играть Баха, Бетховена и Билли Джоэла[76], но боялась рояля. Деб меня поняла, и я записалась к ней на три месяца.

Каждую неделю я спускалась в студию Деб и часто встречала учеников, занимавшихся до меня. Увидев в моем рюкзаке ноты, дети часто спрашивали:

– А где ваш ребенок?

Я невнятно объясняла, что заниматься буду я сама. Дети ко мне привыкли, и я часто сидела в студии, слушая, как они разучивают пьесы.

Вскоре я почувствовала себя более комфортно и купила замечательное итальянское пианино. Инструмент занял почетное место в гостиной. Каждую неделю я любовно его полировала и регулярно настраивала.

Через три года занятий Деб объявила: пора уже играть для слушателей.

– Пианисты выступают, – сказала она.

– Я не буду, – сразу же отказалась я.

Я по-прежнему боялась нот, не любила играть в присутствии чужих людей и редко играла для кого-то. Только соседи слышали мои репетиции – сквозь стены.