Его окружала темнота леса, и, не будь слышно криков челяди барона, жгущей его дом, было бы настолько же тихо, насколько темно.

Тибо уселся под деревом и уронил голову на руки.

В последние сорок восемь часов события развивались так стремительно, что у башмачника не было недостатка в темах для размышления.

Только последние двадцать четыре часа, которые он прожил в чужом облике, казались ему сном.

Он не решился бы утверждать, что вся история барона Рауля, графини Джейн и сеньора де Мон-Гобера произошла на самом деле.

Услышав звон часов на колокольне в Уаньи, Тибо поднял голову.

Било десять.

Десять часов!

В половине десятого он еще умирал в облике барона Рауля у кюре из Пюизе.

— Ах, черт возьми! — сказал он. — Я должен знать точно. Отсюда до Пюизе не больше льё, я буду там через полчаса. Я хочу убедиться, что барон Рауль в самом деле мертв.

В ответ на заданный Тибо самому себе вопрос раздался жуткий вой.

Тибо огляделся: вернулись его телохранители. Предводитель волков вновь обрел свою стаю.

— Ну, волки, единственные мои друзья, в путь! — сказал он.

И он через лес отправился в Пюизе.

Слуги сеньора Жана, ворошившие последние угли горящей хижины, видели, как мимо пронесся призрак человека, за которым бежали двенадцать волков.

Слуги барона перекрестились.

Теперь они, более чем когда-либо прежде, были уверены, что Тибо — колдун.

Кто угодно поверил бы в это, увидев, с какой стремительностью — быстрее любого из своих спутников — Тибо меньше чем за четверть часа пробежал расстояние, отделявшее Уаньи от Пюизе.

У первых домов деревни Тибо остановился.

— Друзья-волки, — сказал он. — Сегодня ночью я в вас не нуждаюсь; напротив, я хочу остаться один. Развлекайтесь в соседних овчарнях: я даю вам полную свободу действий. А если на вашем пути встретятся несколько двуногих тварей, именуемых людьми, друзья-волки, забудьте, что они считают себя созданными по образу и подобию Творца, и не отказывайте себе в удовольствии полакомиться их плотью.

Радостно подвывая, волки разбежались во все стороны.

Тибо продолжал путь.

Он вошел в деревню.

Дом кюре стоял по соседству с церковью.

Тибо сделал крюк, чтобы не идти мимо креста.

Он подошел к дому. Заглянув в окно, он увидел горевшую у изголовья постели свечу.

Постель была накрыта простыней, под которой вырисовывались очертания застывшего тела. Дом казался пустым.

Кюре, несомненно, пошел заявить мэру деревни о покойнике.

Тибо вошел и окликнул кюре. Никто не ответил.

Тибо подошел прямо к постели.

Под простыней действительно лежал труп.

Тибо поднял простыню и узнал сеньора Рауля.

Вечность наделила его спокойной и роковой красотой.

При жизни его черты казались слишком женственными; смерть придала им сумрачное величие.

На первый взгляд можно было принять его за спящего, но, присмотревшись внимательнее, в его неподвижности вы узнали бы сон более глубокий.

Вы догадались бы о присутствии королевы, у которой коса вместо скипетра, саван вместо мантии.

Здесь присутствовала Смерть.

Тибо оставил дверь открытой.

Ему показалось, что он слышит легкие шаги.

Тибо спрятался за зеленой саржевой занавеской, закрывавшей дверь в глубине алькова: если сюда войдут, он сможет убежать через эту дверь.

У входа в дом остановилась в нерешительности женщина в черном, под черной вуалью.

Рядом с ней показалась вторая и заглянула внутрь.

— Я думаю, что госпожа может войти: никого нет; кроме того, я посторожу.

Женщина в черном вошла, медленно приблизилась к постели, остановилась, чтобы отереть пот со лба, затем решительно подняла простыню, которой Тибо снова покрыл лицо мертвеца.

Тибо узнал ее: это была графиня.

— Увы! Мне не солгали! — проговорила она. Упав на колени, она стала молиться и плакать. Окончив молитву, она поднялась, поцеловала бледный

лоб усопшего и посиневшие края раны, через которую вылетела душа.

— О, мой возлюбленный Рауль, — прошептала графиня. — Кто назовет мне имя твоего убийцы? Кто поможет мне отомстить?

Едва успев договорить, графиня вскрикнула и отскочила назад.

Ей показалось, что она слышит голос, ответивший:

— Я!

И складки занавески из зеленой саржи зашевелились.

Но графиня была не из робких. Взяв горевшую у изголовья свечу, она заглянула в промежуток между стеной и зеленой занавеской. Там никого не было.

Графиня увидела только закрытую дверь.

Поставив свечу на место, графиня достала из сумочки золотые ножницы, отрезала у покойного прядь волос, положила эту прядь в мешочек из черного бархата, висевший у нее на груди, снова поцеловала лоб покойного, покрыла ему голову простыней и вышла.

На пороге она встретилась со священником и отступила, прячась под вуалью.

— Кто вы? — спросил священник.

— Скорбь, — ответила она. Посторонившись, священник пропустил ее. Графиня и ее служанка пришли пешком; ушли они тоже пешком.

От Пюизе до Мон-Гобера всего четверть льё. Примерно на половине дороги от ствола ивы отделился прятавшийся за ним человек и преградил путь двум женщинам.

Лизетта закричала.

Но графиня бесстрашно подошла к этому человеку.

— Кто вы? — спросила она.

— Тот, кто сказал «я», когда вы спрашивали, назовет ли вам кто-нибудь имя убийцы.

— Вы поможете мне за него отомстить?

— Когда вам угодно.

— Сейчас?

— Здесь неподходящее место.

— Предложите лучшее.

— Ваша комната, например.

— Мы не можем вернуться вместе.

— Нет; но я могу пройти через пролом в стене; мадемуазель Лизетта встретит меня у развалин, где господин Рауль ставил своего коня; она может провести меня по винтовой лестнице и впустить в вашу спальню. Если вы будете в вашей туалетной комнате, я подожду вас, как позавчера господин Рауль.

Обе женщины задрожали с головы до ног.

— Кто вы такой, что вам известны все эти подробности? — спросила графиня.