– Неплохо было бы вместе, – тихо ответил Гудо.

– Вместе в рыбацкой сетке? – рассмеялся Ральф, – Нет уж… Лучше поседеть в пещерах и разрисоваться морщинами.

Весельчак усмехнулся, но при этом пожал плечами.

Высаживали невольников-гребцов уже на закате солнца.

Маленький, но удобно устроенный на венецианский манер пирс порта первым принял немногих свободных гребцов, что тут же отправились в хорошо знакомые им харчевни, цирюльни, бани и гостиные дома. Там их уже с полудня поджидали служанки, помощницы цирюльника, мойщицы, массажистки, вдовы и отпущенные мужьями на счастливый заработок разбитные молодицы. С этими людьми капитан Ипато рассчитался быстро и безоговорочно, при этом строго велев держать язык за зубами по поводу оставшихся в Сплите их товарищей. Пьетро Ипато еще могли понадобиться вольные гребцы. Кто знает, сколько останется рабов после работы в пещерах Марпеса?

Остальные сотни палубных моряков, воинов-арбалетчиков, мальчишек-слуг, и прочих, тоскливо поглядывая на счастливчиков, беспрерывно перемещались по делу и просто так, не решаясь приблизиться к адмиральской каюте, у дверей которых в нетерпении толпились корабельные старшины. Сквозь решетчатые двери они сурово смотрели на капитана, схватившегося за голову над кучкой серебра, что оставил ему на расходы его светлость герцог.

Старшины, не очень надеясь на вознаграждение, совсем оставили свои обязанности, переложив их на комита Крысобоя и его помощников. Помня о том, что комит ответственен не только за гребцов, но и за общий порядок на галере, Крысобой взмок от чрезмерного напряжения. Он носился вдоль куршеи, нырял в трюм и соскакивал на пирс, пытаясь не допустить того, чтобы мечтающие о плотских утехах моряки и воины не припрятали у себя под одеждой и в мешках что либо, что могло сойти за плату продажным девкам.

А тут еще пришли местные кузнецы в помощь корабельному, для того, чтобы расковать гребцов невольников. Естественно, между кузнецами и капитаном возник непростой разговор об оплате работы, вскоре переросший в крик и насмешливый смех. Вокруг Пьетро Ипато и кузнецов собрались многие из состава галеры. К этому зрелищу добавились портовые зеваки, некоторые из которых успели спрыгнуть в трюм.

Наконец о чем-то договорившись, кузнецы принялись за свое ремесло. Договорился капитан и с командиром арбалетчиков Адпатресом. Половина воинов сразу же побежала в город, а вторая, завистливо глядя им в спины, выстроилась в два ряда, между которыми подкомиты стали загонять плетями раскованных невольников гребцов.

Так как вначале расковывали левый борт, Гудо и его новые друзья оказались в середине колоны. К ним спешно подбежал Крысобой, волоча за собой огромного Адпатреса. Взмокший от множества забот, комит показал кнутом на невольников и строго велел:

– Этого в синем отведешь в крепость. Герцог приказал. Его светлость желает его лично казнить. Не рассердите нашего господина.

Командир арбалетчиков, не отрывая взгляда от выбеленных домов города, молча кивнул головой.

Вскоре колонна невольников под конвоем нахмуренных воинов оставила небольшой, но весьма удобно устроенный порт и втянулась в узкие улочки Парикии.

Островная столица встретила прибывших маленькими арочными домиками на узких кривых улочках. Все выкрашенные в голубой цвет деревянные ставни широких окон были открыты на венецианский манер, обнажая домашнюю жизнь местных жителей.

Парикийцы оказались народом любопытным и весьма приветливым. Они не только не захлопнули ставни, а напротив высунулись из окон вместе с улыбающимися женами и большеглазыми детишками. Заслышав от жильцов крайних домов, что невольников ведут в каменоломни, мужчины, выглядывавшие в окна, сокрушенно кивали головами, а женщины протягивали лепешки и сушеные фрукты. И хотя большая часть подношений попала в руки арбалетчиков, посчастливилось и многим невольникам.

– Чисто-то как, – улыбнулся Весельчак, пряча под одежду еще свежую лепешку.

Гудо сразу же после вступления в город заметил, что на каменных плитах улиц почти не было грязи и отходов. А во встречающихся через каждые двадцать шагов каменных решетках посредине улицы время от времени журчит вода. Решетки были ни чем иным как стоками для дождевой воды, а также допуском для чистки уложенных под плитами керамических труб, по которым и спускались нечистоты с понижающихся к морю улиц.

Вспомнив погрязший в грязи Витинбург, Гудо улыбнулся. Ему представился бюргермейстер Венцель Марцел с надушенным платочком у большого носа. Наверное, он был бы счастлив, если бы Господь удостоил его главенствовать в этом чистеньком городе. Да еще и со столь добрыми, честными и открытыми людьми. Чего только стоили богато украшенные резьбой и другими причудами лестницы, поднимающиеся прямо с улицы на вторые этажи домиков. Здесь рады гостям и совсем не страшатся воров. Скорее всего, воров на острове и нет. Да и какие воры, когда вокруг ласковое море, щедрое солнце, тянущиеся по горам виноградники и на холмах густые фруктовые сады? Немного труда, немного помощи соседям и помощь от них, и щедрые урожаи земли позволят навсегда забыть о голоде – главной причине воровства.

«Здесь палача его ремесло не прокормит», – усмехнулся Гудо.

Улица заканчивалась перед холмом, на котором возвышалась крепость с высокими стенами.

– Где этот в синем? – послышался с головы колоны раздраженный голос Адпатреса.

– Здесь, здесь! – громко воскликнул Весельчак.

Так громко и так радостно, что даже Ральф посмотрел на него с осуждением.

Но Весельчак и не думал смущаться от взора друга. Он тут же с улыбкой обратился к идущему рядом Гудо:

– Эй, давай один раз поступим по-моему. Поверишь мне один раз?

Гудо внимательно посмотрел в искрящиеся глаза Весельчака и медленно кинул головой.

– Вот и хорошо.

Весельчак хорошо отработанным движением вора в мгновение ока развязал плащ Гудо и в следующее мгновение ока повесил его на плечи впереди идущего сарацина[90].

– Это очень дорогая вещь, – с участившимся дыханием сказал Гудо.

Весельчак с усмешкой осмотрел видавший виды кусок синей ткани и согласно кивнул головой:

– Я вижу. Но она не дороже твоей жизни. Верно?

Гудо согласно кивнул головой.

На немой вопрос удивленно повернутой головы сарацина Весельчак подмигнул:

– Подарок. Понимаешь? Кроме сарацинского языка другого не знаешь? Плохо. Вернее очень хорошо. Это подарок на всю оставшуюся тебе недолгую жизнь…

* * *

К подножию горы колонна невольников приблизилась уже в сумерках. Дальше уже пришлось идти по склону вверх, не долго, но утомительно. По обе стороны веками истоптанной узкой горной дороги лежали куски мрамора величиной от человеческого кулака и до лошадиной головы. У деревянных ворот частокола, прикрывающих вход в горный туннель, куски мрамора были гораздо крупнее. Многие из них вытесаны под прямоугольные блоки и аккуратно сложены в пирамиды.