Он поспешил в дом. Гости, почувствовав, что драматическая сцена окончена, вернулись к своим коктейлям.

К матери приблизился Эндрю.

– Что здесь такое было? Я слышал, Марк назвал нашу террасу галереей? Так у нас не дом, а дворец?

Он буквально лучился хорошим настроением, несмотря на сцену с оперным певцом. Видимо, эпизод со швырянием тортами неплохо подготовил жениха к превратностям свадьбы, которую готовят на пару два заклятых врага. Мелани порадовала его способность разрядить обстановку.

– Ох уж эти артисты с их темпераментом, – махнула рукой Теннисон. – Так на чем мы остановились? А, да, я подошла поздороваться – с тобой и…

– Это моя подруга Сэнди Вайнс, – представила Мелани. – Из книжного клуба. Ее сын ходил с Эммой в детский садик.

Хорошо хоть Теннисон быстро успокоилась, а не стала упрямо требовать, чтобы Цезарь вернулся. Его, в конце концов, можно понять. Заставить одного из лучших теноров петь в бассейне!

– Приятно познакомиться, – протянула руку Сэнди. – Я много о вас слышала.

– И, боюсь, все правда, – невозмутимо рассмеялась в ответ Теннисон и пригубила мартини.

Да, многие в Шривпорте знали о том, что она натворила, однако бахвалиться этим точно не стоило. Последствия были катастрофические, и то, как беспечно Теннисон упомянула о случившемся, вновь всколыхнуло прежнее негодование. И почему ей обязательно нужно так держаться? Как сказала бы дочь – Теннисон такая Теннисон.

Сэнди, смутившись, повернулась к буфетной стойке на террасе под пологом.

– Умираю с голоду, пойду возьму себе чего-нибудь. Ты со мной, Мелани?

– Иди, я сейчас догоню.

Прежде нужно было отдать дочери подарок, лежавший в сумке. Они с Китом выбрали его на прошлой неделе, после того плодотворного сеанса у семейного психолога. Браслет с крошечной цепочкой сапфиров, камня Эммы по гороскопу, и второй такой же из хризолитов – камня Эндрю, – отлично подходил для того, чтобы надеть на свадьбу в качестве чего-то нового и чего-то голубого. Витая золотая цепочка в то же время обозначала, что Мелани полностью принимает и одобряет этот брак. Она надеялась, во всяком случае, что дочь поймет.

– У меня кое-что есть для тебя, Эмма.

Теннисон вскинулась.

– Ты уже хочешь вручить подарок? Я думала, мы будем их открывать перед тостами и фейерверком.

– Фейерверком?.. – повторила Мелани.

– Да, так что повремени еще часок. Повращайся в обществе, съешь что-нибудь и, ради бога, выпей коктейль-другой. Тебе не повредит. А вы двое пойдемте со мной! – потянула Теннисон сына и его невесту. – Несколько моих подруг специально прилетели из Нью-Йорка и хотят взглянуть на девушку, которая охомутала Эндрю.

И Мелани осталась одна посреди круговорота гостей, сжимая в сумочке упакованный подарок. Да и чего еще было ожидать? Чтобы Теннисон дала матери возможность разделить радость этого момента с дочерью? Не надо забывать, с кем имеешь дело. В школе подруга в любом спектакле так и норовила затмить исполнителей главных ролей. Форменную юбку она закатывала на поясе, чтобы та едва доходила до середины бедер, а под белую футболку неизменно надевала ярко-розовый кружевной бюстгальтер. Все внимание должно было быть приковано исключительно к Теннисон.

Мелани со вздохом вытащила руку из сумки и отправилась разыскивать Сэнди, которую обнаружила в обществе своей матери. Набрав две тарелки еды, подруга сопровождала Энн Бревард к пустовавшему столику на противоположной стороне террасы.

– Здравствуй, мама, – проговорила Мелани и чмокнула ту в сухую щеку.

Мать была в черном платье, полностью покрывавшем ее от шеи до колен. Жемчужное ожерелье – подарок отца незадолго до его смерти – походило на амулет против царившего вокруг дурновкусия.

– Никогда не посещала более вульгарного мероприятия. Только посмотри, во что одеты многие гости!

Она с негодованием уставилась на трех женщин в крошечных топиках и мини-шортиках с блестками. В этот момент мимо прошествовал еще один павлин, так что его перья прошелестели по ногам. Мать от испуга попятилась, зашипев на нахальную птицу. Мелани рассмеялась бы, но знала, что лучше не стоит.

– А где Хилли? – спросила она.

– Не называй сестру этим дурацким именем! – с возмущением откликнулась мать, отпивая воды из стакана с долькой лимона на краешке.

– Извини. Где Хиллари? – повторила Мелани.

Она огляделась в надежде увидеть ту где-нибудь поблизости – в идеале с тарелкой еды в руках. Сестра обещала обязательно прийти, даже прислала фото трех платьев, между которыми никак не могла выбрать. Мелани хотела заехать за ней, но Хиллари сказала, что лучше будет сопровождать мать: ей понадобится моральная поддержка, чтобы появиться на празднике в доме женщины, которую Энн постоянно во всеуслышание обвиняла в том, что та разрушила их жизнь. Мелани согласилась – да, неплохо, чтобы кто-то был рядом и отвлекал внимание от этой темы, – и взамен предложила подвезти Сэнди: не одной же приезжать.

– Хиллари здесь нет. – Энн втянула воздух и резко выдохнула. – У нее хватило здравого смысла не приехать.

– Но ведь она обещала! Хотела поддержать тебя. И Эмму!

Мелани стало больно от того, что сестра снова отказалась показаться на людях, но огорчение тут же сменилось злостью. Как можно быть такой себялюбивой? Да, Хилли стыдится своего вида, своей худобы, но неужели ради любви к племяннице – и к сестре тоже – нельзя вылезти из постели на несчастных пару-тройку часов?

– Мне не нужны сопровождающие. Я дождусь, пока Эмма откроет мой подарок, и сразу уйду. Твоя сестра не очень хорошо себя чувствовала, я сама предложила ей остаться дома.

– Она всегда себя не очень хорошо чувствует.

– С ней все в порядке, просто сегодня немного приболела. – Энн с вызовом приподняла бровь, словно заранее ожидая возражений.

Сэнди, подняв тарелки, вопросительно дернула головой в сторону все еще не занятого столика. Мелани кивнула, и подруга потихоньку исчезла со сцены. Теперь снова фокус на матушку…

Та стояла, словно солдат, готовый защищать крепость, – одна рука опущена и сжата в кулак, другая так крепко обхватила запотевший стакан, что побелели костяшки. На лице упрямое выражение, как всегда во время споров из-за Хиллари. Пытаясь замолчать неудобную проблему, Энн вечно делала вид, что с сестрой ничего страшного не происходит, просто она немного нервная. Это стремление всегда казаться сильной и ни на миг не выпускать ситуацию из-под контроля на деле лишь ухудшало ее. Мать, ведя себя в соответствии со своими представлениями о правильном, неизменно держалась с вежливо-гордой неприступностью, и это приносило больше вреда, чем пользы. Дурацкое самолюбие и упорное нежелание видеть уродливую правду под красивой оболочкой отчасти послужило и причиной смерти отца. Энн предпочитала винить Теннисон в том, что случилось с их семьей, однако и сама сыграла немалую роль в самоубийстве Альберта.