Это была психологическая борьба, в которой изощренная корсиканская хитрость была бита русской хитрецой.

Александр был непримирим по своей натуре византийца и под давлением обстоятельств (второго Тильзита высший класс ему бы не простил, и армия могла возмутиться не на шутку).

А характер Наполеона таков, что даже в отчаянном положении он не оставлял попыток вновь покорить сердце Александра. Ведь завоевывать сердца было его отрадой. А покорить мир – значит пленить все сердца.

Какая наивность! Ведь он, привыкший всюду видеть личный или тайный интерес и честолюбие, не был доверчивым при первых встречах с людьми. «Держась всегда, словно он на сцене в роли императора, он думал, что и другие разыгрывают с ним заученные роли. Поэтому его первым чувством всегда было недоверие, – правда, только на мгновение», – говорит Коленкур.

Но он, кажется, не верил в то, что влюбленные в него и восхищавшиеся его гением (Александра он безусловно относил к таковым) могут вдруг разлюбить или пренебречь дружбой великого человека (которая есть «дар Богов»). И если он иногда воевал против друзей и поклонников, то «без озлобления»!

Шахматисты знают, что в плохой позиции нет хорошего хода. Но плохие позиции не сдают – их защищают. Сдают лишь безнадежные партии. Игрок, попавший в плохую позицию, пытается усложнить задачу сопернику и составляет оборонительные планы.

Партия Наполеона в начале сентября не была безнадежной. И ему некого винить в том, что он погубил лучшую из армий, заставив людей бороться с безжалостной стихией.

Он принял худшее из решений и сделал это архаично, без подготовки. Оно логически не вытекало из его предыдущих шагов.

Наполеон хорошо подготовил кампанию, создав избыточные материальные и продовольственные запасы. Он пригнал в Россию огромные стада (вскоре животные непостижимым образом пали) и не забыл приобрести десятки миллионов бутылок спиртного. Сделав это и посчитав главу завершенной, он затем пренебрег элементарными нуждами армии.

Когда он возобновил действия, ничего поправить было нельзя. Плохая позиция стала безнадежной.

Отступая, Наполеон вновь обманывал себя и других, называя это движение «стратегическим маневром», в результате которого он, якобы, «на сотню верст приблизится к Вильно и Петербургу, получив двойную выгоду», а Марии Луизе писал, что приближается к ней.

«Бутылка откупорена, вино должно быть выпито», – сказал он в начале пути на Москву.

Он выпил, и разум его будто помутился.

Игроки знают, как губительна игра без плана. В Москве был не труженик, а азартный игрок, имевший все и утративший все. Веривший не в Бога, а в свою Звезду.

Способный политик нашел бы выход, а гениальный Наполеон, Рыцарь и Мученик, потерял армию, репутацию, союзников и сам едва не попал в плен.

Он не цеплялся за города, как завоеватель, но и Человеком Мира не стал.

И здесь мы не можем не вспомнить гуманиста Клебера, который погиб сам, но спас армию. Двадцать тысяч солдат вернулись из Египта именно потому, что полководец думал в первую очередь о них.

Мог ли Наполеон подписать конвенцию, подобную Аль-Аришской? Наивный вопрос!

Он вернулся из России в добром здравии (страдая крайней формой мании величия, он закончил этой фразой страшный 29-й бюллетень, сообщивший французскому народу о величайшей катастрофе), но без войска.

Гениальный полководец и посредственный политик, он не избавился от своих иллюзий и в 1813 году, продолжая уповать на родственников-Габсбургов и веря в то, что «он нужен Европе».

Только освободившись от части иллюзий в 1814 году, он «найдет свои сапоги Итальянской кампании» и вновь начнет бесподобно бить армии настоящих и несостоявшихся родственников.

«Пока войска союзников медленно продвигаются, Наполеон стремительно перелетает из долины Эны в долину Марны или Оба; он знает это пространство лучше, чем его противники, и это помогает ему совершать внезапные нападения, отрываться от врага, тянуть время… Удача улыбается ему до тех пор, пока вражеские толпы не принуждают его отступить к самому Парижу», – писал Фернан Бродель.

«Талейран сразу понял слабость этой тактики; он отвечал маркизе де ля Тур дю Пен, расспрашивавшей его о судьбе императора: «Ах, оставьте меня в покое с вашим императором. Это человек конченый». – «Как конченый? – удивилась я. – Что вы хотите этим сказать?» – «Я хочу сказать, – отвечал он, – что это человек, который того и гляди спрячется под собственную кровать!…» Я забросала его вопросами, но он был немногословен: «Император растерял всю свою силу. Он выдохся. Вот и все. Свою силу: пушки, зарядные ящики, боеприпасы, повозки. И людей».

Так закончились его вселенские авантюры.

Экспедиция дала обширный материал исследователям.

Монж, глава Каирского Института, по возвращении во Францию занялся разработкой документов – тех, что успел взять с собой. А собрал он немного, поскольку Бонапарт покидал страну в спешке.

Денон, приплывший на другом корабле, изложил результаты беспримерного в истории научного предприятия в вышедшей в 1802 году книге «Путешествие по Верхнему и Нижнему Египту».

Разнообразные таланты Николя Жака Конте сослужили хорошую службу при подготовке издания: он изобрел машину для гравирования, значительно упрощавшую художественное исполнение неба и монументов. Тем самым он существенно облегчил задачу типографии Дидо.

Барон Денон писал быстро, ярко и литературно. Как ученый, он трудился основательно, все «разложил по полочкам», но не мог создать полноценной Истории Египта по одной лишь простой причине – письменность древних осталась непонятой.

С тех пор прошло два века – для хороших книг срок небольшой. И, глядя на работы Денона, хочется воскликнуть: «Невероятно! Неужели все это сделал один человек?»

Сотни рисунков древних городов и селений – живых и полуразрушенных, нетронутой природы, мужчин и женщин, бесчисленных иероглифов, морей и чудных островков, степных битв, морских баталий и лесов корабельных мачт. Здесь оружие мамелюков и их лошади, шейхи и феллахи, выразительные лица старцев и гаремные покои, одежды египтян и жанровые сценки, бытовые зарисовки и похоронные процессии, мечети и минареты, богатые кладбища и части мумий, колонны и дворцы, сады и пальмы, мулы и верблюды, змеи и насекомые, пирамиды и надписи на гробницах, – мир новый, бурлящий, и царство вечного покоя.

В 1804 году Наполеон назначил Денона генеральным директором всех музеев Франции, и признанный художник, писатель и археолог последует за победоносным вождем по многим странам Европы (Австрия, Испания, Польша). Бесценные трофеи пополнят музейные коллекции, в том числе собрание Лувра, переименованного в 1803 году в Музей Наполеона, где открылся египетский отдел.

Императрица Жозефина «сходила с ума по бирюзе и камеям». Однажды в 1807 году она написала интенданту короны Пьеру Антуану Дарю следующую записочку: «Посылаю вам письмо г-на Денона: в различных местах, где он побывал, им отложены для меня кое-какие вещицы, в частности камеи и бирюза. Последняя ценна лишь потому, что из нее получаются прелестные женские украшения, а цвет ее отлично подходит императрице. Она, как всякая женщина, не чужда известного кокетства, но, поскольку предметом последнего может быть только император, оно вполне простительно…»