– А много денег надо?

– А что, у тебя деньги есть? Мама говорит, что ты теперь богатенький Буратино.

– Ну, раз мама говорит…

– Сто двадцать тысяч.

– Долларов?! Нет, таких денег у меня нет…

– Конечно, ты же не новый русский. Ну ничего, мы найдем. Тут науку поддерживают.

Потом они поехали на Бродвей, вначале на автобусе до Центральной станции, а потом на сабвее. Сабвей произвел мрачное впечатление. Он не шел ни в какое сравнение с московским метро, ни по удобству, ни по эстетическому восприятию. Градов даже удивился, что в Нью-Йорке что-то может быть хуже, чем в Москве. Аленка снимала студию в Нью-Джерси, недалеко от университета. Переселилась она туда несколько месяцев назад, а до этого снимала квартиру с еще тремя соседями, тоже студентами. По выходным ездила домой. Дом, который они купили три года назад, тоже находился в Нью-Джерси, но далеко от университета. Правда, Аленка сказала, что в любом случае жила бы одна. Здесь, как только становились студентами, отделялись от родителей. Градов подумал, что до сих пор не отделился, хоть уже давно не студент, но эта тема была сложная и неподходящая для обдумывания на отдыхе.

При каждом удобном случае ездили в Нью-Йорк, сидели в кафешках, ходили по магазинам.

– Сейчас новогодние сейлы. Мама хочет тебя одеть.

– А я что, раздет?

Она повисла у него на руке, как в детстве, заглянула в глаза.

– Ну, пап, ну не спорь с ней! Ну, пусть оденет…

Он засмеялся.

– Да пусть одевает. Кто б возражал, а я не стану.

Еще она обожала Бродвей, выискивала в Интернете дешевые билеты и пересмотрела почти все шоу.

– Ты знаешь, какой Бродвей красивый! Тебе обязательно понравится.

В итоге он даже не понял, что они уже на Бродвее. Они долго шли по каким-то улицам, с виду мало отличающимся друг от друга. Каждый раз на светофоре он смотрел на табличку с номером и, видимо, зазевался и нужный поворот пропустил. Они уже какое-то время шли по этой улице, когда Аленка остановилась и показала рукой на какое-то здание.

– Ты видишь этот театр? Здесь идет самое популярное бродвейское шоу.

Они двинулись дальше. Кое-где переливались неоновыми буквами афиши, но он не успевал прочитать, что там написано. В витринах магазинов сверкали украшенные елки и веселые санта-клаусы.

– А вот этот режиссер входит в тройку лучших на Бродвее.

Градов замедлил шаг.

– Так мы уже на Бродвее?

– Ну, конечно, пап, ты что, не видишь?

Он даже немного расстроился. Бродвей был обычной улицей, мало отличавшейся от тех, что они только что пересекали. Он столько слышал об этом месте, что ему казалось, что должно произойти что-то необыкновенное, как только он ступит на эту улицу. И тогда он поймет, что он на Бродвее. Но ничего такого не произошло, хотя, если приглядеться, все было очень нарядно, даже чем-то напоминало Старый Арбат после перестройки, может быть своей неодушевленностью. Аленка что-то еще комментировала про популярных и всемирно известных режиссеров и продюсеров, а он все время ждал, что она скажет, а вот это круто, а вот это прикольно, но, видимо, так говорили только невоспитанные россияне.

За шесть лет, прошедших после Наташиного отъезда, он виделся с Аленкой только один раз. Они приезжали вдвоем в Москву три года назад. Наташе нужно было собрать какие-то документы. Он плохо помнил их встречу. Аленка рассказывала про успехи в школе, про то, что решила заниматься биологией, как дедушка и мама. Она была веселой и, казалось, радовалась их встрече, но радость ее была ровной, без эмоциональных всплесков. Градов объяснял это переходным возрастом и тем, что отвыкли друг от друга. Договаривались, что теперь он приедет в Америку. Потом от нее регулярно приходили мейлы, но прямого приглашения не поступало. А сам он не напоминал. В октябре она написала подробное письмо, что переехала в отдельную студию и теперь может принять его. Далее следовали подробные инструкции, как получать визу, что говорить, что не говорить. Градов действовал на автомате. Не было страха, что ему откажут в визе, хотя многие пугали. Если откажут, так тому и быть. Но визу дали легко и без проблем.

Наташа предупредила, что в субботу у них званый ужин и Градову приготовили сюрприз. Будет один человек, с которым ему очень полезно и интересно пообщаться.

Первые полчаса показывали дом. Главным экскурсоводом выступала теща. Градова она приняла как родного, забросала комплиментами, и вообще вела себя так, как будто ничего не произошло. Дом был двухэтажный с четырьмя спальнями, одна из которых гостевая. Когда они вошли в нее, теща сказала:

– Вот, Антоша, ты всегда можешь приехать и здесь остановиться.

– Большое спасибо, Ирина Викторовна.

– И без всяких экивоков. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Наташа говорит, ты сейчас неплохо зарабатываешь, так что можешь себе позволить.

Тесть предложил выпить аперитива, пока гости не пришли.

– А много гостей ожидается?

– А тебе надо много гостей?

– Мне? Да нет. Мне вообще никого не надо.

– Да ты, Антон, и не изменился совсем. Тебе никогда никто не нужен был. Вечно сам по себе. Вот поэтому так жизнь и складывается. Все проблемы в нас.

– А как она складывается?

– Ну, это ты сам знаешь как. Каждый человек должен жить для кого-то и для чего-то. Вот ты для кого живешь?

– Для себя. Вы же сами сказали.

Тесть вздохнул.

– Увы… И еще гордыня твоя дурацкая… Она тебя до добра не доведет.

Влетела раскрасневшаяся Наташа. Они с тещей зачем-то суетились вокруг стола, хотя всю еду заказали в ресторане.

– Что за диспут?

– Да вот учу родственника уму-разуму.

Они встретились взглядами, но та быстро отвела глаза. Градов сказал:

– Совершенно бесполезное занятие. Я необучаем.

Наташа замахала руками.

– Не хочу ничего слушать. Гости уже паркуют машину.

Гостями оказался моложавый мужчина в черном костюме и белой рубашке, по имени Алекс. Градов уже успел заметить, что костюмы тут почти не носят, а одеваются достаточно свободно. Аленка рассказывала, что даже ее профессора ходят в майках и джинсах. Костюм – это одежда клерков с Уолл-стрит, а так это даже моветон. Все равно что летом носки под босоножки надевать. Здесь все знают: если летом в носках – значит русский.

Алекс спросил:

– Ну, как там жизнь в Союзе?

– В Союзе? А Союза уж двадцать лет как нет. Теперь Россией называется.

– Ну, это одно и то же. Мы-то с вами понимаем. Я просто так давно там не был. И честно говоря, не рвусь…

Он оглядел присутствующих, ища понимания, и все захихикали.