– Ну а мы останемся разбирать требушеты и зачищать Дресхолд в одиночестве, – с ходу раскрыл я суть выставляемой феру Морану ан Дрес ловушки.

– Да, ан Кроах считает, что сил в этом отряде немного. Две или три сотни всадников. С ними рейтары уже встречались.

– Нелогично. – Покачал я головой. – Если сил у них мало, жене бы фер Моран помощи не обещал.

– Ты считаешь? – Насмешливо посмотрел на меня Лойх, явно кого-то копируя. – Чтобы оттянуть штурм и пожечь требушеты, этого хватит, а потом уже генеральное сражение все зарешает.

– Для нашей роты триста конников слишком много, – не стал спорить я, переведя тему на более актуальный вопрос.

– Поэтому нас «одних» и оставят, – согласился со мной ан Феллем, выделив «одних» тоном. – Фер Моран, все считают, обязательно попытается отомстить и пленных освободить тоже. Рейтаров там мало, только те, что от барона отбились. Местное ополчение в отряд собралось.

– Ан Кроах что-то новое узнал?

– Рейтары барона вчера пленников взяли и расспросили, перед тем как повесить.

– Ополчение это хорошо, – задумчиво почесал я затылок, – в лагере от них, скорее всего, отсидимся. Особенно если со всех сторон хорошо рогатками закроемся. Да и в строю не так сильно страшны. А если на дороге решат прихватить?

– Надо сделать так, чтобы засада не удалась, – пожал плечами быстро матереющий капитан, – наши рейтары поблизости будут крутиться, что так, что этак нужно до их появления продержаться.

– Пехоты у них нет?

– Вроде бы нет.

– Нет или не спрашивал?

Капитан поморщился.

– Откуда у них пехота? Егерей своих владетели с пущ собрали? Так они конные все. Пешком егеря только браконьеров скрадывают.

– Снимаю вопрос, – кивнул я. Пехотой в отряде местного ополчения могли быть только потерявшие лошадей кнехты и носящие меч слуги, соответствующие им по статусу, или, как вариант, не представлявшие заметной боевой ценности крестьяне из посохи. Вопрос был лишним. Но в глубине подсознания кололо осознание какой-то неправильности.

– А фрейю Айлин наш барон выкупить не предлагал? – медленно спросил я.

Ан Феллем хихикнул:

– Правду говорят, что понравилась «прекрасная госпожа»? Мне тут рассказывали, что как солнце друг другу улыбались, когда ты ее простил и к столбу не примотал…

Уже знает! Суки! Лагерь, мля!

– Врут! – обрезал я. – Не так все было. И я серьезно тебя спросил.

Капитан задумался и тоже немного насторожился.

– Нет, даже разговора такого не было.

– Что это он так? – озадачился я, наконец нащупав что-то конкретное из одолевавших меня неприятных подозрений. – Если сейчас ее перекупить, он в любом случае в прибыли будет. Барон, в отличие от нас, точно знает годовой доход с лена. А еще можно на мужа или родственников ее надавить. А если супруг этой войны не переживет, законные права на фьеф вообще у нее окажутся.

– Император не позволит это баронство к землям Хальба присоединить. – Покачал головой ан Феллем.

– А все и не надо. – Пожал я плечами. – Сколько-то приграничных земель он безусловно подрежет. А фрейя барону не присягала. Если за своего человека замуж выдать, все права на лен без всякой грызни через «право владения» мужу уйдут. Ну, если успеет до появления родственников покойного у императорского наместника подсуетиться.

– Гы… – обдумав, скабрезно заулыбался мне капитан, – а если чужой эту красотку окрутит, он даже выбирать сможет, кому потом присягнуть. Один муж тому помеха. Ан Кроаху ты по нраву, графу он за тебя найдет что сказать.

– Ты на что это намекаешь? – слегка так набычился я от неожиданности.

– Силен, не теряешься, – похлопал меня по плечу расплывшийся улыбкой до ушей кэп, несмотря на висящую на нем ответственность, остававшийся недавним мальчишкой, – мешать не буду. Красива, умна, сильна, альвы опять же в родне окажутся. Одна беда, ребенок есть и муж пока ещё дышит. Но девочка это не страшно. Ты так-то не злой, с солдатами управляешься и ее тоже воспитать сможешь.

– Э-э-э! Поменьше бы столь глубоких выводов! – Хмыкнул я.

– Я же сказал, что мешать не буду, – меня, снова лучезарно улыбаясь, похлопали по плечу. – Хороший выбор, чего стесняться.

Меня уже откровенно потряхивало от подступающего смеха.

– Вот только стервозна выше крыши твоего будущего донжона, но ты… – капитан подмигнул и сделал пошлый поощрительный жест, – должен управиться. К башенному флагштоку на денек привяжешь, в конце-то концов.

– Вот!.. – Я оказался в смешнейшей ситуации, где отрицание выглядело гораздо глупее и по-детски, чем согласие с нарисовавшимся у Лойха планом коварного марьяжа, о котором у меня ранее не было и мысли.

– Однако фер Моран обязательно должен этой войны не пережить, – задумался над практическим воплощением моего счастья добряк капитан. – Конечно, к этому все и идет, но если что, мы тебе поможем.

Я смачно харкнул в сторону и, махнув рукой, завернул за угол капитанской палатки, возле которой мы разговаривали, всё ещё давя смех. Лоб в лоб столкнувшись там с мертвецки серьезной фрейей Айлин. Рыжая красавица встретила меня стальным щупом оценивающего взгляда и совершенно беззвучно исчезла за палаткой, прежде чем ее успел увидеть решивший поухмыляться мне в спину капитан.

В этот раз поднявшегося как девятый вал хохота я уже удержать не сумел.

* * *

Вообще в наемных ротах в зависимости от устава отряда добычу могли делить (или не делить) по нескольким разным сценариям. В нашем случае опытный Хоран порекомендовал капитану принять в ротном уставе условия сбора добычи в общак с последующим дележом по справедливости. Типа как общий бой – общая добыча, с поправками на индивидуальные поединки и ряд других особых случаев. Там предусматривались лишние доли отличившимся и раненым бойцам, обрезка тех же долей трусам, прячущимся за спины товарищей, и все тому подобное, что благодатно действовало на сохранение дисциплины и боеспособности в ходе сражений, но имело серьезный недостаток – значительные усилия комсостава по контролю соблюдения этого самого коллективного договора. Как бы ни клялись солдаты его соблюдать, человек – это такая скотина, что всегда будет пытаться ближнего своего обжулить и начать мародерить, пока дурачки еще сражаются. Если, конечно, один из специально назначенных дурачков не убьет такого умника за брошенное место в строю.

В этой связи содержимое кошелей обираемых убитых комиты роты контролировать даже не пытались. Свое возвращалось на весьма преувеличиваемых молвой «сундуках с деньгами» и тому подобном, что к содержимому кошеля не приравнивалось и на этапе дележки – по очевидным причинам рядовые солдаты не имели много возможностей содержать пленных или взять у купцов хорошую цену за случайно попавшие им в руки настоящие ценности. Не знаю, барыжили ли на разнице цен среди подчиненных в земной истории офицеры наемных отрядов, но тут это было нормальным. Лица, имеющие хороший запас кэша, просто выкупали из общака понравившиеся им лоты согласно назначенной тем «полевой» оценке компетентной комиссии. Фрейю Айлин, например, оценили в ничтожные на фоне перспектив, которые она несла, десять золотых, а ее меч, почти такой же, как у Элины ан Хальб, только подешевле «листа смерти» альвов, всего лишь в золотой. При наличии конкуренции примерно равных по положению служак выкуп лота решался методом аукциона. Впрочем, даже минимальные цены, с учетом всех нюансов, считались вполне честными. Паразитирующим при войске купцам продать такой меч дороже могли не все, а только лишь некоторые, а тех, кто мог найти покупателя на благородную даму, было еще меньше. Стоит ли говорить, что эти некоторые, как правило, обладали как правом первоочередного выкупа лотов из общего пула добычи, так и отправлять на виселицу крыс, что замылили добытое общими усилиями добро для своего личного кармана.