– Вы что, ребята, мне хотите сказать, что дружно решили положить письку на мое слово?

Такая постановка вопроса оказавшимся под моим острым взглядом доминаторам, конечно, совсем не понравилась. Хотя если посмотреть на реакцию полного спектра окружающих, те солдаты, что поумнее, поняли, к чему все идет, сразу же, как я вмешался.

– Фер лейтенант! Ваша милость! Парни ничего такого…

– Я тебя сейчас тоже стукну, – абсолютно спокойно предупредил я Ивайна Гервона, одного из капралов. – И вместе с моим кулаком ты в дупликарии улетишь.

– Но… – по инерции попытался что-то сказать, но поняв суть угрозы, сразу же потух тот.

– Капрал, ты лучше заткнись. Пока я не спросил, какого демона стоял и смотрел, когда твои солдаты свои крохотульки, – неровный раскат смеха вокруг, – на слова твоего лейтенанта попытались замостить. Я же ведь не объявлял, что мое обещание это обман или, простите, военная хитрость? Если память меня не подводит, я прямо обещал совсем даже иное. Всех тех под плети отправить, кто бросившего оружие прикончит. Нет?

Сообразивший, что пахнет жареным, капрал попытался отмолчаться. Словесной ловушки избежать захотел, скотина. Строго говоря, плети за убийство пленных я обещал не по гарнизону донжона, и капрал мог попытаться сослаться на это. Если я бы ему позволил так соскочить. На физиономиях остального младшего командного состава отражалась работа мысли, немногим уступающая той, что морщила извилины у него самого, встать рядом с Гервоном для порки никому не хотелось.

– Ты уж снизойди до меня ответить! – я добавил в голос немного злобы. – Почему ты, капрал Гервон, не принял мер по наведению порядка среди солдат, прекрасно зная, что я обещал оставить жизнь сдавшимся?

– Фер Вран, быть может, стоит Каса хотя бы водой окатить? Как бы прям тут не помер. Что конь лягнул дурака, – пришел на помощь проштрафившемуся капралу незаметно появившийся за спиной фельдфебель, ходивший глянуть, как там Скаллис отгоняет от крепости конкурентов по грабежу.

Остальной ротный комсостав потрошил донжон, у капитана загорелось найти документы. Мы посчитали, что в запале штурма хозяйка вполне могла и забыть уничтожить переписку с супругом. Прежде чем начинать допросы, требовалось получить хотя бы минимум объективной информации.

– Ну, если ты, фенн Ларт, так считаешь, распорядись, – позволил я себе пойти у Эйдера на поводу и тут же наехал на него самого, чтобы спасение утопающего не осталось безнаказанным. – И заодно будь так любезен, прочистить мозги своим капралам. Некоторым нашим солдатам отчего-то взбрело в голову, что мои обещания ничего не стоят, а они по какой-то причине решили их прикрывать. Так и до виселиц будет недалеко, а я человек не кровожадный.

По толпе прокатилась волна смешков, а на симпатизирующих мне физиономиях даже замелькали улыбки. Большинство улыбающихся были солдатами, штурмовавшими донжон вместе со мной, и могли оценить наглядно командирское миролюбие и не кровожадность.

Если фельдфебель и немного обиделся, то не показал вида.

– Обязательно, фер Вран, это обязательно.

Я постарался не показать своей реакции, но наблюдать над поскучневшими рожами капралов и дупликариев было довольно забавно. Фельдфебель одарил их многообещающей гримасой и поймал взглядом избежавшего смерти стражника.

– В храм не забудь сходить, феру Врану там всех благ попросишь. Сегодня второй раз родился, – и обвел своим волчьим взглядом всех остальных, – да и не ты один.

– Этот полутруп, – в качестве эпилога наведение порядка в массах я лениво махнул кистью в направлении нокаутированного солдатика, – вечером пусть найдет меня. Проведу воспитательную беседу. Не успели толком поговорить.

Одного из стоявших в первом ряду молодых солдат от этого даже передернуло, сподобив меня на определённые усилия, чтобы не сверкнуть перед людьми самодовольной ухмылкой.

* * *

Как и всегда в таких случаях, когда нужно было идти на штурм, боевых товарищей было не сыскать, на этапе же грабежа пришлось отгонять палками. Палками, это в смысле древками глеф и алебард поставленной в караул резервной группы. И то, не сильно-то помогало, пока активность желающей помочь публики нам не надоела и я их не обрадовал:

– Лица, что пользуются плодами битвы, в ней не участвуя, именуются мародерами. Как вам известно, подобных людей за подобные дела вешают.

За спиной брякнуло. Напиравшая на караульных толпа охнула и, разом перестав напирать, возмущенно загудела.

Я, даже не оглянувшись, издевательски ухмыльнулся, благо за стальными щеками шлема это было не видно, и только потом, приподняв, сдвинул его на затылок, показав всем лицо. В воротах замка висели трупы. Двое умников обошли выставленные у ворот и пролома в донжоне караулы и очень для себя «удачно» сумели забраться на стену. Стены Дресхолда были не так уж и высоки, рва вокруг крепости не было, так что забросить туда «кошку» с привязанной к ней веревкой для ловких парней оказалось не сложно. На чём удачливость этих двоих и закончилась, поскольку их движения были замечены, и на стене уже ожидала засада. Далее случился суд скорый и неправедный, где парочку в две минуты приговорили вздернуть на их же веревке. С точки зрения закона все было в порядке, умников, крысящих добычу с понаделанных чужими руками трупов, воинские традиции Аэрона очень сильно не одобряли. Несмотря на риск возникновения конфликта подразделений, суровость приговора была безоговорочно одобрена всем ротным истеблишментом – в свете последних событий роте обязательно нужно было показать и утвердить свое я. С соседями по полевому лагерю, в конце концов, детей крестить из нас никто не собирался. Уже в следующем найме мы могли оказаться по разные стороны бранного поля.

– Все, кто, не участвуя в штурме, рискнет в замке чем-нибудь поживиться, уже сейчас может присматривать себе для повешения местечко поудобнее, – разъяснил я официальную позицию руководства подразделения. – Веревок у нас на всех хватит. Любой посторонний, кто переступит линию крепостных стен без разрешения капитана «Вепрей», будет вздернут. Высоко и коротко не обещаю. Вопросы, пожелания, предложения?

– Фер Вран, вы рискуете испортить отношения уже со всем войском.

Нарядный «the last survivor» Альвгрим ан Верд конем ранее наших алебардщиков не давил, осознавал риск нанесения ответного оскорбления действием, но желание оказаться внутри крепости было на нем написано крупными буквами. Как, впрочем, и на других присутствующих тут благородных господах.

– Фер Альвгрим, – расплылся я в какой смог приветливой улыбке, – а я-то все думал, куда фер ан Верд подевался? Обет – это дело серьезное. Верите – нет, но когда на штурм шел, все время вас взглядом искал, как же, думаю, последний выживший в стороне-то останется, за боевых друзей-то не отомстит! Месть благородного человека, всем известно, крепче стали, там ржаветь нечему! Вас, я уверен, ранили при штурме, и вот вы, едва раны обмыв, за своим заявились?

Покрасневший фер Альвгрим прямо как вытащенная из воды рыба хапнул воздуха ртом и нервно дернул рукой к мечу. Я не то чтобы просто обвинил его в трусости, а прилюдно смешал с дерьмом сразу по нескольким направлениям. Причем так, что он мне даже предъявить ничего не мог. Вызов на дуэль, даже если он на сие рискнет, насколько я разбирался в местном законодательстве и «благородном» менталитете, его положение бы даже усугубил. Весь оскорбительный контекст находился на втором смысловом слое, с точки зрения буквы меня просто не за что было притянуть. Этот злобно косящийся на меня балбес оказался в положении, куда худшем, чем у «мусорщика» ан Венеса, которому я на глазах благородного собрания разбил морду. Ему даже нагнетание уровня конфликта до появления повода к поединку и даже моя в нем смерть теперь помочь не могла. Фера ан Верда с его троими выжившими кнехтами прикомандировали к арьергарду именно для мести. Причем прикомандировал лично граф ан Хальб. А он в ходе штурма Дресхолда в лагере отсиделся, заявившись на готовенькое, что неизбежно возвращало благородное сообщество к мыслям, почему он выжил в засаде, где все остальные из его сотни погибли.