Амир Асадулла, этнический пуштун и местный валий, вышел из своей комнаты и столкнулся нос к носу с местным алимом, который приехал, чтобы посмотреть на схваченного проповедника.

– Ну, что?

Алим, весь на нервах, отщипнул небольшой кусок темной, пластичной массы и сунул за нижнюю губу.

– Это идейный кяфир, очень опасный, – сказал он, – его надо пытать, чтобы выведать, кого он успел обратить, а потом убить как можно быстрее. Мы его заберем, прямо сейчас.

Амир покачал головой.

– Есть люди, которые заплатят за него деньги.

– Речь не о деньгах! – разозлился алим. – Этот человек сбивает людей с пути Аллаха, и, по-видимому, успешно! Это надо прекратить как можно скорее! Пока и меня, и вас не облили бензином и не подожгли те, кого он успел обратить!

– А из каких денег я буду платить закят, – разозлился амир, – откуда у меня деньги? Вам всегда было на это плевать, вам только плати закят, и все! А мне надо не только платить закят, но и содержать людей, и поддерживать тут порядок! Если хочешь – покупай у меня этого человека и делай с ним что хочешь! Я не понимаю, почему я должен отдавать этого человека тебе бесплатно, в то время как другие предлагают за него деньги? Или – я вычту сумму из закята, который я плачу тебе за этот год, договорились?

– В твоих словах нет ни капли веры в Аллаха…

– Зато у тебя ее больше чем достаточно! – усмехнулся амир. – Особенно как посмотришь на твою машину.

Нехороший разговор прервал один из боевиков личного джамаата, амира Асадуллы. Вид у него был откровенно встревоженный и даже испуганный.

– Эфенди, на улице люди!

– Какие еще люди? Гони их отсюда!

– Эфенди, там пришел весь кишлак, старейшины. И из соседних кишлаков люди пришли. Там очень много людей…

– Да проклянет их Аллах…

Когда амир Асадулла вышел из своего дома, который он отстроил совсем недавно, с двухэтажным подвалом, тюрьмой, его люди привычно окружили его, и он почувствовал себя увереннее. К его дому шла только одна дорога, и он приказал срубить все деревья, убрать все камни и валуны, а забор сделать из сетки-рабицы, через которую можно все видеть и стрелять. Люди не перешли этой черты, они стояли, напирая на сетку, а напротив них стояли люди с автоматами, в основном еще американскими, которые американцы оставили им, уходя из Афганистана. Американский автомат имеет скорострельность в полтора раза выше, чем русский, а современная пуля может пробить человека насквозь и убить стоящего за ним человека. И люди, которые пришли к нему, знали это, они знали и его жестокость – еще с Афганистана у него была кличка Мясник. Они не должны были сомневаться, что он прикажет открыть огонь. Как много лет назад он это сделал в Герате.

Но люди молча стояли, в своих теплых душегрейках из овчины, и смотрели на него. И амир почувствовал необъяснимый страх. Он не чувствовал страха, когда сражался на полях джихада, а теперь чувствовал его.

И даже боевики с автоматами теперь не успокаивали его.

– Что надо? – спросил он на пушту, подойдя к забору.

Сначала люди молчали. Потом вперед протиснулся старик.

– В религии нет принуждения, – сказал он, – так говорит священная Книга. Ты украл человека, которому мы дали приют как гостю. Зачем ты это сделал? Отпусти его, не множь грехи, за которые тебе придется ответить в час суда.

– Этот человек – кяфир. Он никакой не гость, он один из тех, кто разносит грязь и мерзость. Он грязен во всем.

– Ты один из нашего народа, Асадулла, и тебе как никому другому должно быть известно правило Пуштун-валай[70]о гостеприимстве.

– Пуштун-валай есть бида’а, ссылаться на него – есть одно из проявлений куфара и джахилии[71]. Для меня нет никакой религии, кроме религии Аллаха, и никакой книги, кроме Къ’урана.

– Пуштун-валай – это книга, по которой жили твой отец, и дед, и прадед, Асадулла. Может, ты и их назовешь джахилями?

Амир почувствовал, как соскальзывает на очень скользкую дорожку. Ведь большинство из его людей тоже были выходцами из пуштунских племен, и кто знает, как они отнесутся к тому, что он сейчас вслух начнет поносить своего отца, называя его джахилем? В афганцах уважение к старшим в крови, того же требует и религия Аллаха. А авторитет, или, как говорят афганцы, намус, трудно заслужить, а теряется он очень и очень легко.

Аллаху Акбар.

– И мой дед, и мой отец, и мой прадед мертвы, – выкрутился амир, – для них сейчас есть суд Аллаха, выше которого нет, ведь Он – знающий. Кто я такой, чтобы судить их или выносить суждение?

– Ты прав, Асадулла. Но раз ты не судишь своих родственников, почему же ты берешься судить других людей? Разве ты сидел у ученых? Разве у тебя есть степень в фикхе? Почему ты не боишься совершить несправедливость?

Амир почувствовал гнев.

– Моя ученая степень – вот она, – он повел правым плечом, показывая на искалеченную руку, – и это лучшая из степеней, угодная Аллаху.

– Ты прав, Асадулла, – старик в свою очередь показал на свою искалеченную, хромую ногу, – но и я сражался ради религии Аллаха. Но я не нарушаю ни законов своего народа, ни законов Книги. Если тот человек, которого ты схватил, в чем-то виноват, отведи его к шариатскому судье, и пусть он судит его. Пусть заодно он спросит и с тебя, в каком хадисе сказано, что моджахед может сожительствовать с маленькими мальчиками.

Амир выхватил пистолет.

– Ты никакой не моджахед, ты кяфир, который слушал грязные куфарские проповеди! Уходи сейчас же и уводи своих людей, пока я не приказал зачистить поселение! Клянусь Аллахом, я поклялся истреблять куфар везде, где его встречу, и…

Амира с силой толкнуло назад, и он мешком упал под ноги бойцов – уже мертвый…

Оперативная группа – всего десять человек, две усиленные снайперские команды – высадились с конвертоплана типа «Пустельга» этой ночью, когда получили сигнал. Шарк был недоволен тем, что во время боевых действий приходится отрывать подготовленную группу, пусть даже в десять человек, но с Ташкентом спорить не стал и группу отправил. В конце концов, проповедники были хорошими информаторами, и большая часть информации о том, что происходит на беззаконных землях. А за добро следует платить добром…

За зло – справедливостью.

Снайперские команды относились к спецназу созданной частной армии и входили в состав разведбатальона, подчиненного лично Шарку. Разведбатальон имел довольно необычную оргштатную структуру, принятую в Легионе и в некоторых второстепенных армиях до начала Третьей мировой войны – например, в украинской. В морской пехоте США – огневая группа состоит из четырех бойцов, снайперско-разведывательная группа – из шести, в британской армии – патруль 22SAS состоит из четырех человек. У Шарка группа состояла из пяти человек, разведотделение – из трех групп, соответственно – пятнадцать бойцов, разведрота – четыре отделения – соответственно шестьдесят бойцов, плюс группа управления из пяти бойцов и группа разведки и связи, имеющая разведывательные и ретрансляционные беспилотники ротного звена, – итого семьдесят. Четыре роты составляли разведбатальон. Группы действовали самостоятельно либо придавались более крупным подразделениям и шли впереди них, проводя разведку и самостоятельно уничтожая мелкие цели в интересах беспрепятственного продвижения. У каждого бойца такой группы был целеуказатель и спутниковый телефон – и каждый должен был уметь при необходимости наводить огонь высокоточных средств поражения.