— Что-то случилось? — забеспокоился Март.

— Да. Зачем ты позвонил Агнес?

— Я хотел узнать, как дела у моего сына. Я бы позвонил Иллае, но ты не оставил мне ее номер.

— Отец, я взрослый мужчина, который сам может позаботиться о себе.

— Ален, ты мой сын. Я имею на это право. И не разговаривай со мной в таком тоне.

— Да? Почему тогда ты не позвонил мне?

— Потому что не хотел с тобой разговаривать. И если бы не твой дикий вид, не разговаривал бы и сейчас. Но это не значит, что ты мне безразличен.

— Оставь меня в покое!

— Что? Это ты приехал к моему дому. Проваливай. Поговорим, когда придешь в себя.

— Я в себе. Я всегда в себе. Я был в себе и тогда, когда она ушла. Я старался не плакать. А ты, ты даже не стал ее искать. Ты просто продолжил жить. А я? Я любил ее, я хотел быть с ней.

— Ален, я…

— Не надо. Если бы ты хоть раз подумал обо мне, а не о себе, то она бы не ушла. А если и ушла, то ты мог бы вернуть ее. Или отвезти меня к ней. А ты просто вычеркнул ее из нашей жизни. Не только из своей, но и из моей. Ты спросил меня, хочу ли я потерять мать? — кричал Ален на отца, а по щеке его одиноко катилась слеза.

Потом он резко развернулся, сел за руль, вдавил педаль газа и умчался прочь от дома, который любил и ненавидел, от человека, которого любил и ненавидел.

— Прости, Ален, — хрипло сказал Март.

Он вернулся в дом, опустив голову. В этот момент Март выглядел бессильным стариком.

Глава 37

На отшибе

В комнате было дико темно, словно меня замуровали в пещере, как какого-то демона или вампира. Это было время мрака и ожидания. Сначала родители должны были успокоиться, напиться и отключиться, и тогда Си вернулась бы и освободила меня. Поскольку в этом гробу до меня не доносились никакие звуки, приходилось ждать.

Время шло, но она не приходила.

«А вдруг она ждет в лесу или в камышах у дальнего края реки в небольшом углублении, где мы обычно с ней скрываемся? Она же не может знать, что отец запер меня в подвале, да еще и окно заколотил!»

Эта мысль пронзила сознание, накрыла волной паники.

Нужно было выбираться. За вторым поддоном кровати у нас была спрятана свечка и спички на крайний случай. После того, как было подцеплено несколько заноз при ощупывании необработанных частей деревянного поддона, у меня получилось найти клад, и в комнате появился свет. Из второго тайника был добыт складной нож, который мы с сестрой выкрали еще пару лет назад у спящего приятеля отца. Нож был острый и с красивой зеленой ручкой. Скажу сразу, нож не помог ни открутить болты, ни сделать дырки в двери. Также не сработали другие гениальные идеи, которые меня посетили. Ни одна. Можно было поджечь дверь, и пусть все горит синим пламенем. Но тогда и меня бы уже не было. Сестра осталась бы одна, а это было недопустимо. Одной из «прекрасных» идей было порвать простынь и, намотав на кулаки, попытаться выбить окно и прибитую со стороны улицы фанеру. Результатом стали только сильно израненные руки.

«Жалкие попытки жалкого человека».

Вот какие мысли приходили мне в голову на голом матрасе в обнимку с подушкой сестры. Через какое-то время меня разбудил скрежет. С той стороны двери что-то отодвинули. Дверь приоткрылась, послышались удаляющиеся шаги. Не задерживаясь ни секунды в этом ящике, я рвусь к свету и выбегаю на улицу. На дворе снова сумерки, но ноги несут меня в лес. В тот момент мне не хотелось ни есть, ни пить, меня не волновала боль в руках и ногах, только одна мысль — найти Си. Она так долго ждала, наверняка вся измучилась, а может, злилась, что так долго пришлось меня ждать. Мне не удалось отыскать ее ни в наших любимых местах в лесу, ни на тропинке до самой дороги. Следующими пунктами были река, камыши, пара мест, где мы еще бывали. Но и там ее не оказалось. Отчаяние, дикое отчаяние охватывало меня каждый раз, когда наши тайные места оказывались пустыми.

В поисках прошли следующие четыре дня.

Лес, река, тропинка до дороги, библиотека, барахолка, приют для бездомных, лес, река, дом, лес, река, тропинка до дороги, библиотека, двор у школы, лес, дом…

Каждая ночь дома была наполнена тягучим бесконечным ожиданием. Но Си не возвращалась. За эти дни мое тело истощилось, словно дерево, усыхающее без воды, страшно было смотреть на свое отражение. Ребра и кости выпирали, лицо побледнело и осунулось, под глазами чернели тени от бессонных ночей и недоедания. Мне даже показалось, что мой нос стал острым, как стрела.

Возвращаясь домой на пятый день неудачных поисков, я замечаю возле дома двух мужчин в форме, разговаривающих с отцом и мамой. Пришлось свернуть с тропинки и притаиться за бесхозным курятником. Через несколько минут полицейские вместе с родителями зашли в дом, а еще минут через десять двое полицейских вышли из дома и направились в сторону дороги. Может, отец ходил в полицию по поводу пропажи сестры? Может, они помогут в поисках? После их ухода отец и мать тоже вышли из дому и ушли к реке.

«Пошли искать! Ну наконец!»

В тот момент во мне проснулось давно забытое чувство симпатии к ним или что-то еще, кроме ненависти и злости.

Пока никого не было поблизости, нужно было отодрать от окна фанеру, вдруг сестру скоро найдут. Сестра любила, когда лучи солнца пробивались в окно и освещали комнату. Но сделать это руками не получилось, нужны были отцовские инструменты или какой-нибудь лом. А еще надо было переодеться, нельзя, чтобы Си застала меня в таком виде. Меня внесло в нашу комнату на огромных крыльях возродившейся надежды. И когда зажегся свет, там, в нашей комнате, на незаправленном матрасе сидела сестра. Ее стройный силуэт, освещенный лампой, словно лучами солнца, тонкие кисти, волосы, падающие на плечи тонкими паутинками. Моей радости не было предела, но она прервала мой взрыв бешеной радости.

— Тш-ш, — сказала она тихим, глухим голосом.

Пошатнувшись, рухнув перед ней на колени, смотрю на нее, как в детстве, по-щенячьи преданно, и не сдерживаю горячие соленые капли, которые бегут по щекам. За эти