звук баяна, кто-то тут же принялся подпевать. — И инструмент я им нашла. Пусть разминаются пока, — она хитро подмигнула. — Попозже, может, что сама сыграю. Пойдемте, Дюшенька будет очень рад.

— Мы, честно говоря, на две минуты, — осторожно начала Галочка. — Нам с Андреем Ивановичем надо объясниться. Я, — тут она набрала полную грудь воздуха, — так себя нелепо повела.

— Да? — Анна Степанова уже заглянула в комнату и принялась размахивать свободной рукой, зазывая Дюшеньку в коридор. — А он мне прямо противоположное сказал. Он, дескать, был невежлив и стыдится, а ты, чтобы спасти его от позора, сделала вид, что ничего не заметила. И, понимаешь, — она посмотрела на Галочку с большой нежностью. — зная тебя, я больше верю Дюше. В том смысле, что твое, Галочка, поведение, наверняка было безукоризненно…

К счастью, Анну Степановну кто-то позвал, и она убежала к гостям.

— Вот это чудо! — В коридор порывисто влетел Дюшенька. — Я думал, вы меня больше знать не хотите, а вы пришли, да еще и с товарищем Морским. Надеюсь, на дуэль меня вызывать не будете?

— Буду, — нашелся Владимир. — Но немного в другом смысле. Предлагаю информационный поединок. Если я правильно понял, вы недовольны, что милиция открыто информирует, что наш подозреваемый был в красноармейской шинели. Я объясню вам, из-за чего весь сыр-бор, и постараюсь попросить своих….

Галочка слушала и все пыталась выбрать удобный момент, чтобы вставить заготовленное: «Я хотела бы извиниться, я просто растерялась, поэтому и не знала, что ответить», но подходящей паузы так и не возникло. Дюшенька пригласил гостей на кухню.

— Да, понимаю, — продолжал беседу он там. — Но все равно буду отстаивать своих всех до последнего. У нас в городе сейчас проверенные, хорошие ребята. Никто из них не стал бы стрелять в девушку.

— Давайте я скажу прямо, — прервал Морской. — Меня интересует Санин Дмитрий. Он был на том месте, где стреляли в Ларису. Он появился позже у нее в больнице. Потом нашел ее в новом медицинском учреждении.

— О, кажется, я что-то начинаю понимать, — Дюшенька совершенно не удивился. — Я лично с ним беседовал вчера. Он был командирован в область для работы. Укомплектован, как положено для переезда. А сам возьми и явись к начальству с глупостями. Я присутствовал при разговоре. «Считайте, — говорит, — уклонистом или кем угодно, наказывайте как хотите, но я сейчас никуда отлучится не могу. Девушка в больнице. Я ей нужен. Прошу, мол, и все тут». Парень хороший. Да и послужной список у него ничего. Мы решили пока махнуть рукой, пусть остается, но, разумеется, взяли на заметку. А у него, оказывается, дела сердечные не с кем-нибудь, а с вашей дочерью… Хм… Даже не знаю, что сказать. В личное дело не заглядывал, но, насколько могу судить, человек ответственный. Но, извините, нельзя же просто из-за того, что вы хотите проверить репутацию ухажера дочери, порочить красноармейцев?

Морской внезапно скис. Выходило действительно как-то некрасиво. По отношению к Ларисе, если Митя был невиновен, и по отношению к Коле, если считать, что Санина надо включать в ряды подозреваемых. Со стороны все это выглядело, будто Морской строит интриги и против друзей, и против собственной дочери.

— Забудьте, — сдавленно сказал он, — И про красноармейцев тоже. В том деле уже есть подозреваемые, и они к вашим подчиненным никакого отношения не имеют. Запросов больше не будет, я думаю. А разговоров никаких и не было.

Для приличия пришлось еще какое-то время побыть в гостях. Атмосфера располагала. Морской, как он это умел, моментально сделался душой компании и всех очаровал. Лишь выйдя на улицу, он опять стал мрачным.

— Не знаю, как быть, — признался. — Этот негодяй, заметь, еще и в командировку нарочно не поехал. Хоть ситуация и неприятная, но придется завтра поговорить с Ларисой откровенно. И, как ни крути, Горленко тоже надо поставить в известность. Обозначенные подозреваемые вроде и подходят на роль злоумышленников, но наш тоже ничего. Вдобавок у тех есть алиби.

— Как и у нашего, — осторожно заметила Галочка. — Ты же помнишь, Санин был на виду, когда в Ларочку стреляли. Но я согласна — Ларисе нужно рассказать о той статье… И это неприятно, понимаю.

Глава 11

Последний подпольщик

Следующий день начался для четы Горленко с добрых вестей. Оказавшийся каким-то образом на территории Сабуровой дачи ни свет ни заря, Опанас привез Свете официальное извещение о том, что книги из откопанного сундука передаются в фонд библиотеки Короленко. Кроме того, он протянул Светлане два именных благодарственных письма за содействие в возращении культурных богатств Родине. Одно письмо адресовалось библиотекарю Демидовой, другое — лично Свете. К обоим прилагались торжественные приглашения на городской сбор пионерских дружин.

— Глебу задание дали — любых героев, которые под руку попадутся, к молодежи отправлять. Будете выступать как почетные гости. Расскажете о своем подвиге.

— С ума сошли? Я-то тут при чем? — рассмеялась Света. — А вот товарищ Демидова и правда совершила подвиг. Я ей отнесу это все. Если здоровье позволит, она наверняка согласится выступить перед пионерами.

Колю Опанас при этом обрадовал удостоверением сотрудника милиции.

— Понимаю, что это капля в море, — немного даже извинялся следователь. — Какой там у тебя стаж довоенной работы, а? Но, увы, чтобы наган, форму и паек получить, еще массу разрешений запросить требуется. Удостоверение, конечно, не кормит и не стреляет, но зато с Игнатовым теперь проблем не будет.

Вчера, обсудив план и приоритетные мероприятия, следователи изучили личные дела подозреваемых и пришли к выводу, что, кроме сухих фактов, нужны и живые свидетельства. Хотелось проконсультироваться с главврачом Сабурки. Кому же это было делать, как не Коле, живущему в двух шагах от рабочего места Игнатова? Увы, Александр Алексеевич сослался на крайнюю занятость и выделять время на беседу отказался. Извинился перед Светой, сказал, мол, все равно ничего толком не знает, и убежал куда-то в глубь больницы. Николаю пришлось звонить в участок Опанасу и требовать подмоги.

— Отлично! — разглядывая новенькое удостоверение, ухмыльнулся Горленко. — Теперь этот лис Игнатов от меня не отделается.

И тут же помчался в административный корпус, оставив Опанаса под Светиной опекой.

— Отлично! — в свою очередь сказал Игнатов, возвращая удостоверение Николаю. Сказал, вообще-то, без всякой радости. Скорее с недовольством. — Эта бумага, разумеется, дает вам право тратить мое время на болтовню, — откровенно, но слегка запутанно начал он. — Более того, благодаря ей я смогу вам рассказать намного больше, чем мог бы без нее. Но, поймите — дела на фронте идут все лучше, бои все