Я поспешил вытащить жену из этого бесплодного диалога:

– Завтра нелегкий день. Поехали, Даш. – Я направился к двери. – Светка, пока.

– Угу, давай. Посуду я перемою.

– Смотри, супермент, – прозвенел голос Дарьи, – чтоб посуда у меня блестела.

Мы вышли из квартиры, спустились в лифте и молча Поехали к дому. Разговаривать было опасно: слишком хорошо мы друг друга чувствовали.

Но стоило войти домой…

– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.

– Я не прячу.

– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.

Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.

– Даш, лучше не будем…

– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.

– Хорошо. Только успокойся.

– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.

– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.

Она поводила пальцем перед моим носом.

– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…

– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.

– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.

Я гладил ее волосы:

– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.

– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.

Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?

Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…

– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.

Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.

– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.

В ухо плеснул бодрый женский голос:

– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.

– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.

– Узнали? – кокетливо прозвучало из трубки.

– Забыть вас невозможно, Зоя.

Дашка вытерла слезы:

– Что надо этой суке?

– Сейчас узнаем, – буркнул я.

– Что-что? – раздалось из трубки.

Я ответил:

– Жена интересуется, что угодно этой даме. Я заверил ее, что дама, безусловно, поведает нам о цели своего звонка. Итак, Зоя, мы ждем.

Обидеть Зою было нелегко. То есть практически невозможно.

– Дарья назвала меня сукой? – уточнила она.

– Не совсем.

– Как не совсем? Я слышала.

– Вы слышали фрагмент. Словом «сука» лишь начиналась реплика. Что следовало дальше, привести я не решаюсь.

Дашка показала мне большой палец.

Зою будто проняло. Однако не настолько, чтобы Швырнуть трубку. Лишь голос похолодел:

– Глеб, наша газета заинтересована…

– Какая газета?

– «Вечерний курьер». Вы хорошо знаете…

– Какой «Вечерний курьер»? – перебил я. – Тот, который заказал нам статью о ритуалах? Тот, который объявил, что статья превосходная, а затем отправил ее в корзину? Или же вы, Зоя, представляете ныне какой-то другой «Вечерний курьер»?

Возникла неловкая пауза. Моя собеседница, готов поклясться, подбирала стиль дальнейшего диалога. Так и оказалось:

– Могу повторить, – проникновенно произнесла она, – статья была превосходной. Но поймите, Глеб, времена изменились. В вашей статье блестяще прослеживается влияние ритуалов на общество…

– Мадам, я помню, о чем наша статья.

– … от африканских шаманов до инаугурации Президента России. Глеб, нас буквально задолбали звонками с требованиями прикрыть эту лавочку. Что было делать? Открывать военные действия?

Подслушивавшая Дарья выпалила в трубку:

– Угадай часть тела начальства, требующую твоей особой заботы! Из четырех букв, Зоя!

Зоя стоически игнорировала этот выпад, ожидая моей реакции. И я сказал:

– Ближе к делу. Чего вы от меня хотите?

– Не я, а наша газета, – поправила настырная дамочка. – Мы хотим, Глеб, чтобы вы сделали для нас серию репортажей о Французе. О бандите, свирепствующем в Москве. Мы хорошо вам заплатим.

Мы с Дашкой обалдело переглянулись. События этой недели и без того, можно сказать, отплясывают камаринского, а тут еще такой вот искрометный поворот.

– Какой Француз? – прикинулся я шлангом. – В новостях ничего не передавали.

– Ой, не надо! – возмутилась искушенная моя собеседница. – Надеюсь, вы еще не запродали материал «Московскому комсомольцу»? Мы заплатим больше.

Дарья даже послать ее не могла, поскольку не в состоянии была вымолвить ни слова.

Я отчеканил:

– Карты на стол, Зоя. Кто вас навел на меня?

Ответ ее прозвучал торжествующе:

– Информатора не выдаем. Вы знаете правила.

– Да какой там информатор! – выстрелил я вслепую. – Анонимный звонок небось?

Выстрел, похоже, попал в цель.

– Без комментариев, – буркнула она после заминки. – Ну как, поработаем?

– А то! – согласился я с энтузиазмом. – Вот только выясню, что к чему. Что за Француз, откуда ноги растут… Спасибо за горячую тему. Уж я на след выйду, будьте уверены.

Дашка беззвучно рассмеялась.

А в голосе Зои прозвучало смятение:

– Погодите. Глеб… Слушай, ты правда ничего не знаешь?

– Не важно, Зоя. Через день-другой я узнаю столько…

Помянув мою мать, она отключилась.

Я метнул трубку на диван.

Дашка прокомментировала:

– Ни фига себе! Уже круги пошли.

Я ткнул пальцем в свой автопортрет:

– Вот что бывает с Мангустом, нарушающим заповеди. Сидел бы под пальмой, ел бы финики.