Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кое-что есть…
На счастье, при докторе была горсточка камней, которую он специально носил с собой, чтобы совать под нос Боровикову при такого рода вопросах.
— Вот, полюбуйтесь…
Касьян Михайлович жадными глазами пожирал бесполезный гравий.
— Этого хватит на?..
— С избытком. — Афиногенов лгал легко и беззаботно. — А сейчас туда уже заливается состав…
При мысли о составе Боровиков вновь помрачнел.
И это не укрылось от внимания чуткого доктора.
— Я добавлю в капельницу успокоительное, — пообещал он. — Легкая седация. Я понимаю, что вы волнуетесь, но вам придется быть в форме. Приедет телевидение… Уже приехало.
(Маскировка уже на мази.)
— Что? — не понял Касьян Михайлович.
— О чем вы? — не понял Афиногенов.
— Легкая… что?
— А, вы об этом. Седация. Успокоительное; но не снотворное. Подойдет?
— Да, да! — вскинулся Боровиков. — Ее, седацию!.. Да покрепче!
В медицине существует эффект «плацебо». Если сказать человеку, что ему вводят лекарство, и ввести обычную воду, то в сорока процентах случаев наступает желаемый эффект.
Именно такой воды и набрал доктор Афиногенов, для внушительности — полный шприц — так, чтобы депутату было видно.
Вонзил прямо в мешочек с раствором.
— Ну вот и все, — улыбнулся он. — Легчает?
— Да, — отозвался Боровиков. — Мне уже намного лучше. Спасибо.
Отвернувшись, доктор Афиногенов усмехнулся. В ближайшем будущем Боровикову предстояла еще одна капельница — когда все закончится.
Тогда он снова вонзит шприц в мешочек. Но в шприце будет уже совсем не вода.
Касьян Михайлович прикрыл глаза и начал похрапывать.
Пусть.
Разбудить его будет нетрудно.
Афиногенов достал аппарат, измерил давление: сто шестьдесят на девяносто. Уже лучше. Еще немного — марионетка будет свеж, как огурчик.
Он посмотрел на часы: осталось не так много времени.
Пора было навестить второго пациента, перспективы у которого были не лучше. Он вышел из палаты, зашел в следующую.
Коротаев лежал, накрепко привязанный к постели.
— Здравствуйте, Андрей Васильевич, — приветствовал его Афиногенов.
— Зачем связали? — проскрежетал тот, не собираясь здороваться. — Слепого боитесь? Вот же гниль…
— Слепой слепому рознь.
— Типа, уважаете, да?
— В известной степени, но не особенно. Как вы себя чувствуете?
— Восхитительно. Желаю вам того же.
— Боюсь, что это исключено.
— Не зарекайтесь.
— Боже меня упаси.
— Я чую труп, — сказал Коротаев.
— Должно быть, это отторгаются омертвевшие ткани.
— Потопчи зону с мое. Повторяю: я чую труп. Чутье у меня все лучше… Жмур тут у вас где-то…
Доктор Афиногенов подумал и присел в изголовье.
— Вы меня отчасти заинтриговали. И где же он?
— Пока не разберу. Но он есть. Зуб даю.
— Еще и зуб? Глаз мало?
Коротаев помолчал:
— Я еще кое-что чую — кое-кого. Но теперь хрен я тебе скажу.
— Да?
— Чтоб мне сдохнуть.
— Сдохнешь. А если я сделаю вот так?
Доктор Афиногенов протянул руку, положил Коротаеву на глаза под подвязкой и резко надавил. Тот взвыл от боли.
— Ладно, начальник… Того чую, который приходил…
— Да вы просто уникум, феномен! Вы все запахи запоминаете?
— Твой — до гроба не забуду.
— Не понадобится. И гроба вам никакого не будет. — Добрый доктор встал. — Поправляйтесь, Андрей Васильевич.
— Пошел к черту, тварь.
— Зачем же вы так ругаетесь? Ведь себе же только навредите.
— Сказано, пошел на…
— Уже исчез. Не выношу таких выражений.
Афиногенов вышел из лазарета и постоял, вдыхая холодный, ночной уже воздух. Что-то тревожило его, не давало покоя.
Он постоял, давая мысли четко оформиться. Прислушался к шуму работ, что велись у колодца. Потом покачал головой, не переставая думать о Коротаеве.
Доктор был прогрессивным человеком и верил всему необычному.
Если у слепого отменно развилось обоняние, да и запах из тех, что хорошо ему знаком, — запах смерти, то есть основания прислушаться к его словам.
Держа в левой руке пистолет, а в правой фонарь, Афиногенов стал обходить территорию.
Он двигался медленно, освещая каждую кочку.
С каждым шагом в нем крепла уверенность, что Коротаев говорил неспроста. С чего он вообще разговорился? Да еще про этого чужака…
Хочет замутить воду и смыться?
* * *
…Труп он нашел минут через десять, возле ворот. Очевидно, у доктора тоже был некий недоразвитый инстинкт, и он двигался в правильном направлении.
Обмякшее тело охранника оставалось в сторожевой будке. Казалось, что мерзавец просто заснул на посту.
Афиногенов посветил еще: оружие — как корова языком слизнула. Как это могло произойти?
Он выглянул из окна сторожки: так и есть, еще один. Этот раздетый.
Все понятно.
Доктор вынул рацию, и все сразу стало еще понятнее, дальше некуда. Потому что в спину ему уперся ствол и тихий голос проговорил:
— Трупом больше, трупом меньше. Дернешься — кончу мгновенно.
Афиногенов кивнул.
— Оружие на землю.
Тот немедленно повиновался.
Быстрые руки проворно обыскали его и разоружили окончательно.
— Шепотом можно? — осведомился доктор невозмутимо.
— Попробуй.
— Ты можешь уйти живым. При выполнении ряда условий.
— Ты прав. Я могу. А ты — нет.
— Откуда такая острая надобность меня убивать?
— Лично тебя одного — нет. В мои планы входит опустошить всю вашу малину. Выжечь ее дотла.
— Вы больны, безумны.
— Нет. Болен и безумен ваш болванчик, которым вы крутите как вздумается. Он, думаю, уже у вас?
— Полагаете, я вам скажу?
Тогда железная рука продемонстрировала доктору Афиногенову ощущение, которое намного превосходило интенсивностью те, что сам доктор еще недавно демонстрировал слепому Коротаеву.