Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет. Это я. Ты как поживаешь?
— Нормально, спасибо.
— Ты мне не звонил? Я выходила.
— Нет, я как раз собирался.
— Телепатия.
— Да, наверное.
— С тобой все в порядке? Голос у тебя какой-то… не слишком бодрый.
— Нет, действительно нет, — сказал он. — Все хорошо.
— Чем ты занимался?
— Читал газеты. Ходил гулять в парк.
— Приятно провел день?
— Да. Но было холодновато.
— Скучаешь по мне?
— Что? Да, конечно.
— Почему бы тебе не приехать на этой неделе? Ну, в среду, в четверг.
— Очень возможно.
Какое-то время поговорив таким образом, они пожелали друг другу спокойной ночи. Хоуп подумала, что, судя по голосу, настроение у него все-таки подавленное, хоть он это и отрицает. Она решила задержаться в Лондоне еще на день и, позвонив Мунро, сослалась на визит к дантисту. Назавтра она была у своего дома около восьми, сидела в машине, жуя липкую сладкую булочку, запивая ее кофе из пластиковой чашки. До десяти Джон так и не вышел, и она забеспокоилась: а вдруг она его пропустила. Может быть, он отправился на работу совсем рано. Или наоборот — проспал. Немного поразмыслив, она решила снизу позвонить в дверь, просто, чтобы проверить, ответит он или нет. На входе — переговорное устройство, квартира — на четвертом этаже. Джон не увидит ее, даже если высунется из окна. Она вышла из машины, пересекла улицу. Когда была у самой входной двери, услышала свое имя. Она замерла, как вкопанная, непроизвольно виновато втянула голову в плечи. Обернулась. Перед ней стояла Дженни Левкович. Хоуп велела себе не быть дурой: в конце концов, что может быть естественнее, это же ее входная дверь.
— Привет, — сказала Дженни с улыбкой. — Я и забыла, что вы здесь живете. Я почему-то думала, что вы живете в Ноттинг Хилл.
— Нет, — сказала Хоуп. Теперь она шарила в сумочке в поисках ключей. — Здесь, в сорок третьей.
— Я ищу сырную лавочку, — сказала Дженни. — Где-то здесь должны продаваться замечательные сыры.
— Вот туда, — Хоуп показала направление. — Это на Бьют Стрит, еще три квартала.
— Спасибо.
Последовала пауза. Хоуп мучительно думала, что бы еще сказать. Щеки у нее горели.
— Ладно, — сказала Дженни, — увидимся. Вы идете на это университетское сборище? В субботу?
Хоуп отперла входную дверь.
— Нет, я буду в Дорсете.
— Ясно. Передайте привет Джону. До встречи.
Она ушла. Хоуп закрыла дверь и стояла теперь в полутемном холле, чувствуя себя круглой дурой. Она понимала, что при этом разговоре держалась крайне неестественно и неловко. Один Бог знает, что Дженни могла подумать. Она просмотрела почту, отобрала письма, свои и для Джона. Теперь я должна подняться, сказала она себе, иначе будет просто смешно. Если он дома, объясню, что мне пришлось приехать на какую-то рабочую встречу.
Она побежала вверх по лестнице.
На площадке за один марш до их квартиры она услышала, как дверь открылась и Джон произнес: «А-а, мисс Сама Пунктуальность». Хоуп замедлила шаг. Там, где перила делали поворот, посмотрела вверх. Джон стоял в дверях с широченной улыбкой на лице. Когда он увидел ее, улыбка потускнела, но лишь на мгновение.
— Привет, — сказал он. — Я слышал, как ты вошла.
Ее бросило в холод. Она почувствовала, как напряжение сковывает ей спину, затылок, голову.
— Мисс Сама Пунктуальность, кто это? — спросила она. Но спрашивать было незачем. Теперь она знала, кто такая XXXXX.
— Мне нужен был кто-то, — сказал он бесцветным голосом. — Тебя не было.
— Боже правый. Выходит, я виновата.
— Она несчастлива в браке. Богдан… Он хочет ее оставить. А я был в таком жалком состоянии, ты сама знаешь, в каком. — Он так яростно тыкал себя пальцем в щеки и в лоб, словно они онемели. — Что я могу сказать? Сплошные клише. Она, я, подходящий момент. Поцелуй. Банально до охренения.
При мысли о том, что Дженни Левкович целует Джона, Хоуп чуть не стошнило.
— Она мне даже не особенно нравится, — продолжил Джон. — Она не девушка моей мечты.
— Мне что, должно от этого стать легче?
— Это не было… grand passion[12]. Это просто случилось. Мы в это как провалились.
— Вернее, повалились — на нашу постель.
— Если можно, давай без убийственного сарказма.
Он опустил голову, уставился на свои руки, лежавшие на столе.
— Все идет не так, — сказал он глухим голосом. — Все. Мне очень жаль. — Он сделал глубокий вдох. — Это недостойно. Это непростительно. Я слабый человек. Я лжец. — Он пожал плечами и посмотрел на нее. — Ты здесь, и я сам себе удивляюсь. Я не могу понять, что меня на это толкнуло. Теперь, когда ты рядом.
Хоуп вспомнила, как вчера он сидел в парке и как на нее нахлынуло сочувствие. Она рывком встала со стула и обошла разделявший их стол. Когда она остановилась рядом с ним, он весь напрягся. Даже в этот момент она не знала, что сделает. Неизвестно откуда пришло желание его ударить.
— Жизнь слишком коротка, — сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
Они обсудили происшедшее. Хоуп призналась, что следила за ним два дня. Эту новость он долго не мог переварить. Он сказал, что в жизни не ожидал от нее таких уловок. Она сказала, что в жизни не ожидала от него интрижки с Дженни Левкович.
Они пошли погулять и поели в ресторане. Они старались говорить о другом, потом признались друг другу в своих стараниях и поговорили об интрижке с Дженни Левкович еще немного.
День проходил в состоянии странной апатии.
Из всех чувств, испытываемых Хоуп, самым неожиданным было разочарование. Разочарованием было то, что он обманул ее с таким заурядным и приземленным существом, как Дженни Левкович. Она вспомнила их встречу у двери. Свою неловкость; беззаботную, бесстыдную болтовню Дженни. Сырная лавочка… бла-бла-бла… Она представила себе мелкое личико Дженни, ее нелепый острый подбородок, челку, неуклюжую одежду в псевдоартистическом стиле. Она постаралась взглянуть на Дженни Левкович глазами мужчины, понять, что в ней было сексуально привлекательным. И не смогла. Или дело только в том, что обоим был кто-то нужен и обоим представился случай?.. Но как это скучно и плоско, подумала она, как разочаровывает. И, в любом случае, что отсюда следует для меня?
К вечеру этого тягучего дня настроение у Джона стало меняться. Начиная с полудня, он прилагал усилия, смотрел на свое поведение открытыми глазами и брал на себя ответственность за последствия своих поступков. Хоуп заметила, что по мере того как темнело, он все глубже уходил в себя.