в желе, соскользнул с сиденья и пополз к Лайтборну по полу кареты. Тот проигнорировал это проявление преданности, наклонился к Роберту и нежно похлопал его по щеке.

— Я догадывался, — продолжил он, понизив голос, — что намеченная нами жертва обязательно почтит своим присутствием место казни деятелей Английской республики, чтобы поглазеть на смерть руководителей дела, которому отдали жизни его родители. — Он едва заметно улыбнулся и добавил, еще раз погладив мальчика по щеке: — И моя догадка подтвердилась.

Роберт заставил себя встретить взгляд Лайтборна, но не смог выдержать его и отвернулся, зарыв лицо в юбках Миледи.

— Теперь я понимаю, — пробормотал он, поднимая голову из своего шелкового убежища, — как легко было меня выследить.

— О, чрезвычайно легко, — согласился Лайтборн и одарил Роберта широкой улыбкой, а затем снова повернулся к Миледи. — Мы заставили его ждать встречи с вами, Елена, целых два месяца.

— Два месяца! — воскликнула Миледи.

Ее лицо омрачилось. Она повернулась к Годолфину. Тот обхватил себя за плечи руками, стал раскачиваться из стороны в сторону, словно стараясь согреться, и начал невнятно бормотать оправдания, дрожа от страха.

— Он скулит, как никогда прежде, — пожаловалась Миледи и бросила презрительный взгляд на Годолфина.

Тот корчился на полу кареты, продолжая тараторить быстро и нечленораздельно. Внезапно она дала ему пощечину, и стенания мгновенно прекратились. Миледи легонько пнула любовника Лайтборна носком туфли.

— Почему вы не известили нас, — потребовала она ответа, — коль он находился у вас так долго?

— Я… я… — заикаясь, попытался заговорить Годолфин, но не смог. — Он лишь указывал пальцем на Лайтборна, потом с трудом выдавил из себя: — Я известил его.

— Это правда? — спросила Миледи Лайтборна, резко повернувшись к нему лицом.

Лайтборн пожал плечами.

— Остерегайтесь расстраивать ее, — обратился он к Роберту. — Она вмиг надует губки, словно маленькая девочка.

— Лайтборн, — нетерпеливо набросилась на него Миледи, — говорите, это правда?

— Понимаете ли, до недавнего времени мы были в Париже, — продолжил свои объяснения Лайтборн, по-прежнему адресуя их Роберту. — Нас там задержало безотлагательное дело. Само собой разумеется, едва возвратившись, я отправился прямо к вам в камеру и позаботился о вашем освобождении.

Он снова пожал плечами, давая понять, что считает претензию Миледи безосновательной.

— Но мы могли возвратиться гораздо раньше, — сказала Миледи, — если бы вы удосужились известить меня. Не таким уж безотлагательным было это дело.

— Так ли? — ехидно осведомился Лайтборн. — Вы действительно уверены в этом?

Он посмотрел ей прямо в глаза и жестом указал на Роберта.

— Поскольку дело касалось этого молодого человека, Миледи, почему бы не внести ясность и не спросить его самого? Возможно, он согласится, что это дело действительно не терпело отлагательства.

— Ваше дело имело отношение ко мне? — спросил Роберт, подняв взгляд на Миледи.

— В некотором отношении, возможно, да, — согласилась она, неопределенно пожав плечами.

— В каком отношении?

Миледи снова пожала плечами.

— Вовсе не случайность, — сдавленным голосом заговорила она наконец, — что мы проезжали в тот раз мимо Стонхенджа.

Роберт облокотился о столик-полку на стенке кареты. У него сжалось сердце.

— Продолжайте, — сказал он.

— Нам было сказано, что если мы прибудем туда второго мая, то сможем увидеть… — Она помолчала. — Нечто удивительное.

— Сказано Фаустом? — почти не сомневаясь в ответе, спросил Роберт и зажмурился.

— Фауст, — Миледи бросила взгляд на Лайтборна, — не настоящее его имя.

— Кто же он? — прошептал Роберт. — Как его звали?

Плечи Миледи немного поникли, но сразу же выпрямились.

— Какое-то иностранное, совершенно непроизносимое имя, — сказала она, медленно сузив глаза. — Нам он был известен как Тадеуш.

— И кем же он был, этот Тадеуш?

— Когда-то он был священником; еще до того, как задался целью стать вампиром. Когда мы познакомились с ним, он был почитателем Первого во Зле и упражнялся в колдовском искусстве.

Лайтборн презрительно рассмеялся.

— И это говорит лишь о том, что он оставался все тем же суеверным мошенником, даже став бессмертным.

Роберт посмотрел на него полным удивления взглядом.

— Но… о чем вы говорите? Разве для всех пьющих кровь не обязательно упражняться в колдовстве?

— Почему вы так в этом уверены?

— Ваше могущество… Я видел силу вашей власти…

Лайтборн округлил глаза и принялся сверлить его взглядом.

— По-вашему, власть над людьми не может не казаться колдовской суеверному псу или одурманенной религией обезьяне?

— Значит, по-вашему… — Роберт отчаянно замотал головой. — Я не понимаю. Вы хотите сказать, что в вашей власти нет ничего магического?

— Не больше, чем в моем зрении, осязании или обонянии.

— Откуда же тогда она берется?

— Из чрева Вселенной, которая гораздо щедрее и непостижимее, чем мы в состоянии понять.

— Но Фауст, этот Тадеуш… Его колдовство увенчалось успехом. Он вызвал дьявола.

— Или заявил, что это был дьявол.

— Но если не дьявол, то что это было?

Лайтборн пожал плечами.

— Чтобы спросить об этом, мы и отправились в Париж.

— Почему в Париж? Там живет кто-то, способный ответить на этот вопрос?

Лайтборн посмотрел на Миледи, потом сказал:

— Да, женщина, которая сделала нас такими существами, какие мы есть теперь.

Роберт переводил взгляд с одного на другого. Их глаза, казалось, стали внезапно неимоверно яркими. У него росла уверенность, что именно эта яркость заставила Годолфина снова жалобно заскулить. У него самого возникло сомнение, не броситься ли ниц на пол, чтобы не видеть лиц этих опасных и странных существ. И все же в какой-то момент он позабыл, что они демоны, и заставил себя поверить, что вскоре сможет стать таким же, как они.

— Кто она такая, — спросил он, растягивая слова, — эта женщина, устроившая ваше превращение?

На лице Лайтборна появилась улыбка, и он отвернулся, явно не желая отвечать.

— Она нам известна, — в конце концов пробормотал он с неохотой, — как маркиза де Мовизьер.

— И?.. — Роберт облизнул губы. — Поговорив с ней, что вы узнали?

Лайтборн выглянул в окно, потом снова улыбнулся.

— Вы скоро выясните это сами.

— Каким образом? — спросил Роберт, пытаясь подняться на ноги. — Куда мы едем?

Лайтборн вскинул брови.

— В Мортлейк, — прошептал он и снова выглянул в окно.

Карета замедлила ход. Роберт тоже наклонился к окну. Всюду было темно. Он вытянул шею и увидел далеко позади усеянный пятнами света темный силуэт Лондона, бесформенной кучей громоздившийся под светом звезд и полной луны. Карета остановилась, и Роберт выбрался из нее. Он ощутил под ногами болотистую почву. Мальчик понял, что стоит на берегу Темзы, и огляделся. Его привезли на открытую сельскую местность, ландшафт которой оживляла только громада полуразрушенного здания на противоположном берегу реки. Белые кирпичи стен выглядели в бледном лунном свете костями, а окна казались провалами глазниц в этих костяных стенах. Только в башне здания