Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Душа моя, давай без истерик.
— А у кого истерика? У меня? — Ирина нервно засмеялась. — У меня нет истерики. Я просто пытаюсь понять… Черт… Кажется, у меня и в самом деле истерика. Подожди, дай прийти в себя…
Турецкий молчал, давая жене собраться с мыслями.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Я пережду здесь два дня. Но, вернувшись, я потребую объяснений. Ты это понимаешь, Турецкий?
— Разумеется, — ответил, улыбнувшись, Александр Борисович. Умение жены быстро брать себя в руки и рассуждать здраво даже в самых диких ситуациях всегда удивляло Турецкого. — Ты, главное, не переживай, — мягко сказал он.
— Плетнев и Щеткин с тобой? Ты занимаешься этим делом вместе с ними?
— Да.
— Ну… тогда я спокойна. Почти спокойна. Но ты тоже не рискуй зря, ладно?
— Зря рискуют только идиоты. Я, конечно, старик, но из ума еще не выжил. Ладно, лапа, до связи.
— Можно тебе звонить?
— Можно, но лучше не стоит.
— Понимаю. Это выбьет тебя из колеи.
— Ты у меня умница, — улыбнулся Александр Борисович.
— Подожди, не отключайся. У тебя есть пара минут?
Турецкий посмотрел на часы.
— Да. А что?
— Давай разбавим разговор приятными мелочами. Это меня успокоит. Да и тебя тоже.
— О чем ты хочешь поговорить?
— У Васятки через два дня день рождения.
— Точно. — И вновь Турецкого поразила удивительная способность жены разряжать обстановку, возвращать все в обычную колею. Слушая спокойный голос жены, рассуждающей о таких обычных вещах, как день рождения, Александр Борисович почувствовал, что напряжение последних дней отпускает его. Он снова улыбнулся. — Точно. Как я мог забыть?
— Турецкий, работа работой, но ты должен зайти в магазин и выбрать ему подарок.
— Правда? Гм… Не представляю, что можно подарить ребенку на девятилетие. И потом, почему должен выбирать я?
— Потому что Вася — не девочка, — с напускной строгостью сказала Ирина.
— Что ж, известная логика в твоих словах есть. Ну, хорошо. Давай подарим ему пистолет.
— И это все, на что способна твоя фантазия?
— Увы.
— Хорошо, пусть будет пистолет. Главное, не забудь купить. Слушай, Саш… — внезапно сменила интонацию Ирина. — Мне надо было это тебе раньше сказать…
Турецкий, собравшийся уже было отключить связь, плотнее прижал трубку к уху.
— Такое начало нужно сопровождать валидолом, — невесело пошутил он.
— Знаешь, мне кажется, Наталья Свентицкая ждет ребенка.
Александр Борисович перевел дух. «Вот это поворот», — подумал он. А вслух спросил:
— С чего ты это решила?
— Помнишь, я говорила, что была в гостях у Натальи? Ну, еще когда нашла таблетку от беременности?
— Помню.
— Посреди разговора она убежала в ванную. Тогда я подумала, что она просто переживает из-за мужа. Но сейчас… Я не знаю, как объяснить. Что-то вроде озарения… Запоздалого визита приступа женской интуиции…
— Приступ женской интуиции? Звучит неплохо. И что тебе сказала эта «интуиция»?
— Наталья бегала в ванную не выплакаться, как я подумала сначала.
— Тогда зачем? — без всякого энтузиазма спросил Турецкий, которого уже начал утомлять этот разговор.
— Свентицкую тошнило в ванной. Понимаешь? Я слышала.
— Все твои выводы основываются на этом факте?
— Нет. Не только. Дело в том, что вчера я случайно встретила ее на улице. Вернее — в магазине. Она меня не увидела, и я… Ты только не ругайся, но я пошла за ней.
— Как это «за ней»? Зачем?
— Господи, Турецкий, какой же ты иногда бываешь тупой. Я решила проследить за ней. Установить «наружное наблюдение», как выражаются наши друзья из МУРа.
— Ты не перестаешь меня удивлять. И что? Тебе удалось что-нибудь выяснить?
— Удалось. Наталья поехала в институт акушерства и гинекологии. В тот, что на Пироговке. Приехала туда вечером, перед самым закрытием. И пробыла там около часа. И знаешь что?.. Она была там не одна.
— Что ты имеешь в виду?
— Она была с мужчиной. Он встретил ее возле дверей клиники. Он уже ждал ее там. Когда они встретились, он ее поцеловал. Не так, как друг, понимаешь? По виду — бизнесмен средней руки. Костюм, галстук, прическа.
Турецкий помолчал.
— Почему ты сразу не сказала об этом Плетневу? Или мне? Жена человека, в которого два раза стреляли, беременна, и, скорее всего, не от него, а ты молчишь, как рыба!
— Я хотела сказать, но потом… Вы арестовали Вертайло. Значит, убийца найден. А беременность… это ведь ее личное дело. Я не имела права рассказывать. Это же элементарная порядочность, Саня.
— А сейчас почему рассказала?
— Не знаю. Почувствовала, что нужно. Слишком много непонятного происходит, и я… Я боюсь, Сань. Боюсь за себя, боюсь за Васятку… Боюсь за тебя.
— Ладно, — мягко произнес Александр Борисович. — Я это проверю. Молодец, что сказала. А сейчас мне нужно идти. Пока! И береги себя!
— Ты тоже, Саня. Ты тоже. И не забудь купить Ваське подарок.
Девушка сидела на диване, сгорбившись и заложив руки между коленей, и смотрела в угол. Лицо ее было отрешенным и непроницаемым. Вторая девушка, чеченка, спала в соседней комнате. Умар привез их час назад, а уезжая, вручил Боровому двухлитровый баллон с морсом, наказав поить этим морсом девушек. «Смотри сам не пей — забалдеешь», — с усмешкой пояснил Умар.
Чеченка выпила стакан морса и вскоре уснула. Блондинка пить отказалась. «Я знаю, что это, — сказала она Боровому. — Мне это не нужно. Я спокойна».
Сейчас она сидела на диване, явно тяготясь обществом Борового, который развалился в кресле с бутылкой водки в руке.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Зурна, — ответила девушка. Боровой покачал головой:
— Нет, не так. По-настоящему? Как тебя звали отец и мать?
Девушка немного помолчала, затем неохотно ответила:
— Лариса.
— Ты русская?
— Да. Боровой внимательно вгляделся в лицо девушки.
— И ты мусульманка? — тихо спросил он.
— Да, — так же тихо и спокойно, как и прежде, ответила она.
— Ясно, — сказал Боровой. Он отхлебнул водки. Затем протянул руку и хотел тронуть девушку за щеку — она отпрянула и крепко сжала губы. Голубые глаза девушки смотрели исподлобья. Боровой удивленно вскинул брови: