– Нормально, – Тодд вскочил на ноги, земная ось слегка покачнулась. – Нормально, – он глянул на часы, постучал по стеклышку пальцем, поднес к уху. Механические часы откликнулись убедительным мерным «тик-так». – У нас еще есть время.

– Есть?

– Да.

Тодд схватил с земли пиджак, очевидно, послуживший ему простыней.

– Нам нужно только зайти в мини-отель, забрать машину и доехать до аэропорта.

– Понятно.

– Это займет у нас… ну не знаю… около часа. Самое большее.

– Отлично, – Дэниел обхватил его за плечи, притянув к себе. – Ударь меня.

– Что?

– Я сказал, ударь меня.

Тодд пристально глянул на него.

– Ты серьезно?

– Да, – Дэниел потер покрасневшие глаза, осторожно подвигал челюстью. – Действуй, не упускай возможность.

Тодд залепил ему пару пощечин, по одной на каждую щеку.

– Спасибо, – сказал Дэниел, тряхнув головой.

– Так, – начал Тодд, – мы действительно можем…

– Ох, черт, – опять ругнулся Дэниел. Он смотрел куда-то мимо Тодда.

– В чем дело? – оглядываясь, спросил Тодд.

Рядом с погасшим костром на земле лежала Николь Джэнкс. Она лежала на боку, поджав к груди босые ноги. Ее губы – бледные, без постоянной красной помады – слегка приоткрылись, глаза плотно закрыты.

– Она спит? – шепотом спросил Дэниел.

Тодд склонил голову к плечу. Он пригляделся к ней с одной стороны, потом с другой.

– Похоже на то.

– Может, нам разбудить ее?

– Тодд глянул на часы и подошел к Николь. Он потрогал ее лодыжку носком туфли. Никакой реакции. Он еще раз потрогал ее. Опять глянул на часы, потом перевел взгляд на друга. Озадаченный Дэниел тоже смотрел на него, казалось, дожидаясь, что скажет Тодд. Молчание затягивалось.

– С ней все нормально? – спросил Дэниел.

Тодд склонился над девушкой. Коснулся ее руки. Кожа была холодна как мрамор.

– Ты давал ей что-нибудь? – спросил Тодд, склонившись к ее лицу.

– Нет, – быстро ответил Дэниел. – По-моему, нет. Если только…

В утреннем свете Тодд разглядел, что у самых корней ее волосы имели буроватый цвет. Неописуемый мышиный оттенок. «Значит, блеск воронова крыла всего лишь искусственный окрас», – подумал он. Николь настолько исхудала, также заметил он, что по ней можно изучать скелет: локтевая и лучевая кости – всплыли в его голове термины давнего урока анатомии, – четкие очертания сочленения с плечевой костью.

– Если только что?

– Возможно… она могла принять немного того…

– Кокаина?

– Да.

– Ты дал ей кокаина? – прошипел Тодд, махнув рукой на ее изможденные формы. – В таком состоянии?

Лицо Дэниела выражало мучение.

– Я… не знаю. Может быть. Я… я толком не помню.

– Господи, Дэниел. Где ты вообще раздобыл его?

– У того… парня. В баре.

Тодд откинулся на пятки. Он подумал о самолете Дэниела. Вообразил эту железную птицу на взлетном поле. И ему вдруг ясно представилась бригада женщин в униформе, проходящая по салону с чистящими аэрозолями, тряпками и влажными салфетками. Он подумал о матери Дэниела, о кислородных камерах и опущенных шторах.

Он приложил пальцы к запястью Николь и замер в ожидании.

За их спинами лес дышал ветром в кронах, ронял поодаль стайки иголок, почти бесшумно укладывая их на землю.

– Она в порядке, – сообщил Тодд, отпуская запястье Николь. – Я нащупал ее пульс. Она просто спит. Слушай, почему бы тебе одному не отправиться в наш отель… разбудишь там Сьюки, и она отвезет тебя в аэропорт.

Дэниел задумался над его предложением, переминаясь с ноги на ногу.

– Даже не знаю. – Он поскреб в затылке.

– Давай, вали, – сказал Тодд, – серьезно. Я позабочусь обо всем. О ней. Я все объясню. А сейчас иди. Ты можешь опоздать на рейс. Марш отсюда!

Дэниел отвел взгляд от друга, глянув на разгорающийся за деревьями рассвет.

– Давай, вали, – повторил Тодд. – Бегом. Увидимся, когда вернешься.

Лукас, Камбрия, 1995

Лукас инстинктивно двигался по своему темному саду. Когда он подключал мыслительный процесс, то обычно начинал спотыкаться, но, доверившись мышечной памяти, прекрасно доходил до нужного места. Обогнув по кругу патио, он проследовал мимо альпинария и скорее, чем ожидал, достиг темной громады вечнозеленого дерева. Он проскользнул в промежуток между ветвями и стеной. Его рука аккуратно опустила в карман куртки радиотелефонную трубку, которую он захватил с собой, чтобы Мейв не пришлось вставать с софы, услышав трезвон.

И только после этого Лукас закурил сигарету.

Ему не хотелось, чтобы Мейв заметила в темноте оранжевый огонек. Как известно, никотин тормозит подвижность сперматозоидов, превращает их в двухголовых чудиков или заставляет без толку суетиться, в общем, оказывает какое-то негативное воздействие. Он толком не помнил всех причин и следствий, несмотря на то что жена объясняла множество раз. «Всего одна сигаретка, – мысленно оправдывался он перед ней. – Не может же она погубить все мои сперматозоиды. Или может?»

Он поежился в своей теплой, всесезонной куртке и затянулся этой одуряющей сперму сигаретой, поглядывая на соседнюю виллу, так же, как их дом, крытую шифером. Этот городок в основном оживал летом, и в соседских окнах свет тоже загорался только по выходным. Отец семейства занимался банковским делом, поэтому эти соседи наезжали по выходным с целым квартетом детишек. Возмутительно несправедливое количество, в сущности, если задуматься. Младенцы, казалось, просто выскакивают из мамаши готовенькие, один за другим, ее живот постоянно раздувается, а груди постоянно вываливаются из одежды в саду за домом, чтобы покормить того или другого молокососа. Лукас уже видеть не мог эту идиллию; а Мейв вообще предпочитала по выходным в сад не выходить.

Они с Мейв прожили здесь пять лет, с тех пор как бросили работу в сфере социальных проблем в Манчестере и перебрались в этот камбрийский городок, начав бизнес по организации для школьников увлекательных походов и водных путешествий. Из задних окон их дома открывался вид на зеленеющие поля и холмы, прорезанные реками и пенными водопадами. Мейв устраивала младшим детям лесные прогулки, где они занимались зарисовками с натуры или сооружением запруд: сам он водил группы старших школьников в походы на гору Халвеллин[74] или обучал их сооружению укрытий в лесных дебрях.