Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь, спустя почти три десятка лет, он опять попался, без раздумий согласившись бросить все и встретиться с эксцентричной и абсолютно ненадежной сестрой в какой-то тьмутаракани. И более того, притащил с собой, возможно – чертовски хочется надеяться, – беременную жену. Мейв ничем не заслужила такого рода отношение. О чем он только думал, бросив их бизнес, дом, коллекцию карликовых деревьев и отправившись в поездку, возможно, к какой-то непостижимой и иллюзорной цели? «Всего на пару дней», – хотелось ему сказать Мейв, когда она устремила на него застывший пристальный взгляд.
Он знал, какие у нее остались воспоминания о том случае, когда они приняли одно ночное предложение Клодетт о поездке. Тогда они встретились в Риме. Клодетт и Тимо устроили на мосту Сикста[75] ужасный скандал (ссора вышла из-за претензий одного итальянского парня, поспорившего с ними в тот день о художественной собственности или о каком-то сомнительном соучастии, в общем, о чем-то в таком роде). Оба они разошлись не на шутку, Клодетт злилась и едва не рыдала, Тимо размахивал руками и издавал пронзительные вопли, когда на мосту появилась компания фотографов и начала делать снимки. Клодетт, развернувшись, швырнула в них пригоршню камней (камешков, настаивала она потом, объясняясь с карабинерами, совсем крошечных, на самом деле, просто галечка, а вовсе не камни, и уж точно не булыжники), а когда один из фотографов, которому камень разбил лицо до крови, назвал Клодетт словом, подразумевавшим, что ее профессия означала нечто большее, чем актерство, Тимо сбросил его с мотороллера и врезал по морде. В итоге им всем пришлось до полуночи торчать в полицейском участке. И когда они сидели там, прислонившись к стене комнаты для допросов, Мейв проворчала Лукасу: «Впредь никогда…»
Мимо этого деревенского аэропорта проехал скрипучий велосипед, на котором с трудом преодолевал сопротивление встречного ветра глубокий старик с трубкой в зубах. Мейв, прикрыв рукой рот, выразительно прочистила горло: Лукасу удалось проглотить готовые сорваться с языка слова: «Ты в порядке или что-то болит?» Ему приходилось, в среднем, каждые три минуты сдерживать подобные животрепещущие вопросы и восклицания: как ты себя чувствуешь? что именно ты чувствуешь? тебя не тошнит? легкие или сильные позывы? тебя не раздражают новые запахи? ты устала? устала больше или меньше обычного? ты чувствуешь что-то особенное? а что ты вообще чувствуешь? как ты думаешь, они уже прижились? ох, пожалуйста, ради бога, пусть все приживется!
– А она точно встретит нас? – хмыкнув, спросила Мейв с задумчивым видом.
– Да.
– Ты уверен, что мы попали туда, куда надо?
– Безусловно, – заявил он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.
Мейв покрутила головой из стороны в сторону, опять поежившись под порывами пронизывающего ветра.
– Она вчера сюда прилетела?
– Пару дней назад. Или три.
– И ей известно, что мы прилетели этим рейсом?
– Она же сама заказала билеты, – Лукас пожал плечами.
– Очень сомневаюсь, – фыркнув, заметила Мейв.
– В общем, – вздохнув, добавил он, – она могла, видимо, поручить одному из своих телохранителей, или каких-то секретарей, заказать их, но я не…
– Разве она путешествует с телохранителями? Не думаешь ли ты, что это может быть один из них?
Она показала на голубую машину, свернувшую с каменистой круговой развязки. Машина остановилась, подъехав к тротуару, и из нее вылезла персона неопределенного пола в изъеденном молью, длинном облачении, черных очках и пугающем вязаном шлеме.
– Едва ли, – пробурчал он, а Мейв усмехнулась.
С шумом раскрылись и захлопнулись двери аэропорта-коровника, и велосипед заскрипел вновь.
– О боже, – ахнула Мейв, – он направляется к нам.
– Быстро, – прошептал Лукас, – сделай озабоченный вид.
Они обернулись одновременно и принялись изучать покоробленное расписание автобусов. Лукас решил не рисковать шансом зрительного контакта и, точно зачарованный, разглядывал ряд деревьев, нещадно избиваемых ветром. Мейв притворилась, что глубоко заинтересована расписанием.
– Есть зажигалка? – спросил персонаж в шлеме с сильным акцентом ирландской провинции.
– Нет, – ответил Лукас, не сводя глаз с деревьев.
– Бросьте, дайте нам огоньку.
– У меня нет. Я не курю.
– Обманщик.
Лукас повернул голову как раз в тот момент, когда черные очки поднялись, а вязаный шлем съехал с макушки. На них с усмешкой взирала его сестра.
– Господи, – Лукас хлопнул ее по плечу, потом обнял и опять хлопнул по плечу.
– Что за шуточки.
– Вот уж не догадывалась, что мой ирландский акцент звучит так убедительно. Надо будет запомнить. – Она обняла Мейв и подбросила на ладони ключи от машины. – Ладно, вы собираетесь торчать здесь целый день или поедем?
– Естественно, поедем, – проворчал он. – Чего же ради, черт побери, мы притащились сюда?
Прежде чем залезть в этот прокатный автомобиль, Лукасу и Клодетт пришлось еще постоять на холодном штормовом ветру, споря о том, где кому лучше сесть. Он полагал, что за руль лучше сесть ей; она же уверяла, что вести машину следует ему. Он заявил, что она не разбирается в картах, зато умеет водить; она предложила ему проверить сделанное заявление. Мейв открыла заднюю дверь, пробормотав, что она часто мечтала о сестрах, но иной раз рада, что их у нее не оказалось. Клодетт объяснила, что он не сможет разобраться в карте, потому что не знает, куда они поедут.
– Верно, – признал он и, открыв водительскую дверцу, добавил: – Так почему бы тебе не сообщить мне?
Клодетт устроилась на пассажирском сиденье и захлопнула дверцу, позволив всем испытать огромное облегчение от попадания в уютный, защищенный от ветра салон. Развернув карту, она поведала о наличии более длинной дороги, которая проходит мимо удивительно красивых гор. Она сдвинула назад облегавший голову вязаный шлем, и ее волосы свободно рассыпались по плечам. Последний раз, когда он виделся с ней, шесть или, может, семь месяцев назад, она покрасилась в каштановый цвет, но теперь к шевелюре вернулся натуральный оттенок. В детстве она была светлой блондинкой, и две косы болтались у нее за спиной из стороны в сторону, точно плети; мать заплетала ей косы каждое утро перед школой.
Клодетт глянула на него, держа в руке карту, шлем еще прикрывал нижнюю часть ее лица.
– Что мы делаем здесь? – смиренно произнес он, хотя его чувства были далеки от смирения. – Могу я теперь спросить об этом?
– Я… – начала она приглушенным шлемом голосом, но тут же смущенно умолкла.
Он нахмурился, взглянув на нее более пристально, казалось, не желая упустить ни звука, который может слететь с ее губ. Место съемок какого-то фильма, встреча с таинственным ирландским писателем, странная фотосессия: они с Мейв допускали все эти возможности. Однако, увидев ее в прокатном автомобиле, на этой унылой, терзаемой ветром дороге, в гордом одиночестве, без сопровождения, он осознал, что причина в чем-то совершенно другом.