class="p1">Корсиканский гнев, казалось, готов был выплеснуться наружу. Будь его воля, он бы прямо сейчас, стегнув коня, помчался к морю и, преодолев водную гладь, оказался рядом с женой. Нет, он не позволит, чтобы его так беззастенчиво обесчестили! Поведение жены схоже с непростительными проделками продажной женщины… Вот именно – с непростительными! Или, может, она считает, что такое поведение сойдет ей с рук? Не сойдет! И он заставит эту блудницу прийти в себя…

Письма во Францию прекратились. Теперь он почти не писал. Корреспонденция шла «единственному другу» – старшему брату Жозефу. Только ему он мог сейчас доверить свои самые сокровенные мысли и чаяния. «Сердце мое очерствело, – напишет Наполеон в одном из писем брату. – В двадцать девять лет я чувствую себя опустошенным…»

* * *

Поняв, что их брат в курсе похождений своей ветреной женушки, встрепенулось «дружное семейство» Бонапартов. Наконец-то этот олух прозрел! Давно пора. Ведь, не ровен час, талантливый Наполеоне завоюет весь мир, а лавры – блуднице?! В ответ летит очередное письмо от брата. В этот раз он не поскупился на бумагу и чернила: тридцать две страницы убористым почерком вместили весь гнев и негодование против той, которую люто ненавидела вся корсиканская семья. Жозефу пришлось быть убедительным, представив братцу даже список любовников, их адреса, вплоть до дат свиданий.

Но все они не знали одного: Бонапарт продолжал любить эту женщину. Даже ненавидя! Можно только догадываться, как тяжело было обманутому мужу читать такое письмо. Через два месяца, отвечает он, буду во Франции…

Однако ответное письмо до адресата не дошло. Нельсон перехватил французскую почту, и вскоре послание главнокомандующего Восточной армией было опубликовано в английской «Морнинг кроникл». Весь Лондон похохатывал над генералом-рогоносцем. Со стороны Нельсона это была пощечина. Пусть и запоздалая, но очень болезненная. (Подлость для истинного британца не является пороком.)

И все же англичане слишком плохо знали того, кто был вскормлен Корсикой. Вендетта! Да, честь спасет только месть – неприкрытая и безжалостная. У него появится новая женщина. Лишь после этого каждый солдат (и уж тем более – офицер) поймет: жена женой, но для их главнокомандующего семейные интриги не значат ничего. Женщины не стоят чести!

Вскоре рядом с Бонапартом видят очаровательную красотку с голубыми глазами – некую мадам Фурес. Эта белокурая чаровница очень выгодно дополняла свиту юного главнокомандующего. При виде этой пары французские вояки становились веселей; да и сам Бонапарт изменился – стал более покладист и терпим. Правда, имелся один нюанс: Полина Фурес была женой французского офицера. (Лейтенант Фурес служил в 22-м конно-егерском полку.)

Вообще, офицерским женам участвовать в военных кампаниях рядом с мужьями было категорически запрещено, но многие этот запрет ловко обходили. Например, отправлялись в поход, переодевшись… в мужскую одежду. Было известно, что именно так поступила жена генерала Вердье (ставшая, к слову, любовницей генерала Клебера); не оказалась исключением и мадам Фурес.

«Полина родилась в Каркассоне, – писала герцогиня д’Абрантес. – Отец ее был человек порядочный, а мать, кажется, горничная или кухарка. В воспитании молодой девушки обличались обе эти природы, которые составляли ее жизнь. Она училась кой-чему и нанималась в работницы. Это была самая хорошенькая и самая добродетельная работница в городе…»

Действительно, какое-то время двадцатилетняя Полина была экономкой в зажиточной семье, где ее называли не иначе как Беллилот[76]. Перспектив остаться в старых девах у очаровательной Беллилот не было никаких. Ее руки добивались многие, но получали отказ. Зато как только лейтенант Фурес сделал Полине предложение, она тут же дала согласие.

Впервые Бонапарт увидел голубоглазую француженку на открытии сада Тиволи в Каире – в тот самый момент, когда та сходила с качелей. Ее заливистый громкий смех растревожил чувства отвыкшего от дамского общества корсиканца. И вот теперь он вновь вспомнил об этой женщине.

– Найди ее, – приказал он Жюно. – Пригласи пообедать сегодня со мной…

Бонапарт ошибся в одном: он переоценил возможности преданного ординарца, которому, как оказалось, в деликатных делах не хватало именно этой самой деликатности.

– Гражданка, генерал Бонапарт желает, чтобы вы стали его любовницей! – выпалил Жюно при встрече с женщиной, громко щелкнув каблуками.

Ничего удивительного, что разговора не получилось. Настоящая женщина, пусть даже готовая стать куртизанкой, никогда не допустит принять предложение, сделанное без соблюдения правил хорошего тона. Скорее – оскорбит. Бедняга Жюно вернулся ни с чем.

– Дуралей, – проворчал, усмехнувшись, Бонапарт.

Потом вызвал Дюрока[77]. Жерар Дюрок с женщинами обращаться умел; о его галантности при общении с прекрасным полом ходили легенды. Понравился он и Полине. Когда же тот назвал Жюно «неисправимым солдафоном», женщина буквально растаяла.

– Генерал восхищен вами, мадам, – поклонился Дюрок, протягивая женщине письмо. – И мечтает увидеть вас снова…

При прощании он оставил подарок – египетский браслет, усыпанный драгоценными камнями.

На другой день Дюрок появился вновь, доставив новое письмо и вручив очередной подарок. Появился он на третий, на четвертый и даже на пятый день… Письмо – подарок… Письмо – подарок… Так продолжалось две недели. Гора писем росла; как, впрочем, и драгоценностей, которые Полина тщательно скрывала от мужа.

В конце концов женщине стало невмоготу – она уже сгорала от нетерпения встретиться с тем, кто писал ей такие страстные письма и дарил баснословные подарки. Однако приглашения на свидание все не было. Она уже была на грани отчаяния, когда наконец получила приглашение на обед к коменданту Каира Дюпюи. Даму приглашали одну.

– А почему не пригласили меня? – удивился лейтенант Фурес. – Как-никак я офицер! Ничего не понимаю. Может, ты объяснишь, моя дорогая?

Но Полина, покрывшись ярким румянцем, лишь отводила глаза.

В доме коменданта ее ждал Бонапарт. Вот как описывает эту встречу герцогиня д’Абрантес:

«…Перед самым кофе сделалось большое движение в доме: обе половинки двери с шумом растворились, и вошел Главнокомандующий. Дюпюи не знал, как извиняться, что генерал находит их еще за столом, и просил по крайней мере выпить чашку кофе; Наполеон согласился. Он был молчалив и внимательно глядел на молодую француженку, которая сделалась пунцова от застенчивости, не смела поднять глаз и приходила больше и больше в смущение, видя, что на нее так внимательно смотрит человек, уже наполнявший мир своею славою. Он съел померанец, выпил чашку кофе и уехал, не сказавши ни слова г-же Фурес; но зато глаза его во все время рассматривали ее».

Вот такое свидание. Хотя Ги Бретон, описывая эту встречу, явно «сгустил краски». По нему выходило, что Бонапарт опрокинул чашку кофе на платье женщины, после чего они уединились. Доверимся герцогине д’Абрантес: этой женщине было лучше знать, как