Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II
Храбрость – это условная разменная монета: тот, кто дерзко ищет смерти в неприятельских рядах, трепещет перед мечом палача. Так же, как и фальшивые жетоны, имеют хождение и нестоящие храбрецы. Сказать по правде, храбрость – врожденное качество: она не приобретается.
Политическая возня хуже крысиной, она отвратительна. Если зверушки дерутся за право сильного, то политики уничтожают друг друга без всяческих правил.
Эммануэль-Жозеф Сийес. – Триумфальное шествие русских войск фельдмаршала А.В.Суворова по Европе. – Возвращение Бонапарта во Францию. – Просчет Жозефины. – Ошибка Барраса. – Бонапарт, Талейран и Фуше. – Государственный переворот 18 брюмера VIII года Республики. – Конституция VIII года. Первый консул
Первые годы Республики показали, что победителями в ожесточенной, а порой и кровавой борьбе за власть становились отнюдь не самые смелые и отчаянные. Лавры победителей доставались как раз другим – наиболее осторожным. Тем самым, которых позже назовут хитрыми молчунами. К молчунам относились Фуше, Талейран, Баррас… VIII год Республики взметнул на политический горизонт новую звезду из когорты хитрованов-молчунов. Им оказался некто Эммануэль-Жозеф Сийес[79].
Почему-то все называли его стариком. Хотя в свои пятьдесят он выглядел намного моложе. Другое дело, что, если судить по годам, то остальные члены Директории (Баррас, Гойе и Мулен) были значительно моложе (один Роже-Дюко родился на год раньше). Вероятно, именно отсюда такое почтение к «республиканскому патриарху». Действительно, не каждому удалось избежать якобинских жерновов и термидорианского молоха. Участь многих «чихнуть в мешок» еще вчера казалась вполне реальной. Но Сийес этого избежал и теперь старался держать марку. Пока запутавшийся в любовницах Баррас увязал в болоте финансовых махинаций, а другие изводили друг друга междоусобными склоками, Сийес не терял бдительности. Он мечтал (впрочем, как и все) об одном – о единоличной власти. Как считал сам чиновник, он это заслужил уже потому, что, говоря его же словами, «пока все умирали, я оставался жив».
Итак, еще один аббат в верхних эшелонах власти. И тоже молчун. Не менее остальных жаждавший эпохи собственного абсолютизма. Сийес возглавил Исполнительную Директорию в июне 1799 года, вернувшись в Париж из сонного Берлина, где находился в качестве французского посланника. И, возглавив правительство, этот зоркий чинуша сразу понял, что страна на грани политического кризиса. Даже если новая Конституция, за которую он так ратовал, будет принята, взрыва все равно не избежать. Предотвратить очередной переворот, понял Сийес, способен мощный кулак. Хотите мягче, ухмылялся он про себя, пусть будет кнут. Или… сабля.
С «саблей», на которую так уповал Сийес, история оказалась аналогичной той, какая произошла с хитрецом Баррасом. Правда, на сей раз в колоде находились совсем другие карты, точнее – генералы. Таких на примете у осторожного вельможи было трое – Жан-Батист Журдан, Жильбер де Лафайет и Бартелеми Жубер. Где-то рядом витал активный Бернадот. Но последний, впрочем, как и Журдан, больше тяготел к правым. Дай таким волю, размышлял Сийес, от Республики не оставят камня на камне, да еще незамедлительно потребуют сформировать какое-нибудь «правительство якобинских генералов». И какая, интересно, роль будет отведена ему, Сийесу, в подобном шутовском «правительстве»?
Лафайет пользовался заслуженным авторитетом как на родине, так и за океаном. Этот, знали все, терпеливо ждал своего часа, ничуть не сомневаясь, что таковой обязательно наступит. И если согласится принять власть, то исключительно в качестве «главного спасителя Отечества». Что тогда при Лафайете будет делать Сийес? Получается, этот «американский герой» серьезный конкурент. А это опасно.
Жубер. Разве что он. Надежен, разумен, чрезвычайно храбр. А еще – решителен и талантлив. Такой не остановится ни перед чем. Каждый знал, что Жубер пошел воевать, будучи студентом факультета права в Дижоне. Так в двадцать два он оказался рядовым. А через несколько лет уже примерял генеральские эполеты. Итальянская кампания сделала Жубера героем. Но подлинная слава пришла к нему после сражения при Риволи (январь 1797 г.), где его дивизии удерживали правый фланг войск, а после, пройдя через Альпы, двинулись к Вене.
После того как Жубер блестяще справился с должностью командующего Итальянской армией, ему была доверена честь возглавить Парижский гарнизон. А это уже высоко и престижно. Понимал перспективность положения последнего и Сийес.
«Фуше, которому нельзя отказать в гении интриги, – писал Р.Пеэр, – предложил ему Жубера. “Ибо пора, – сказал он, – чтобы эта демократия, лишенная всяких правил и не имеющая определенной цели, уступила бы свое место республиканской аристократии, управлению ученых, которое единственно могло бы утвердиться, упрочиться”…»
Предварительные переговоры обнадеживали.
– Мне, если захотеть, достаточно и двадцати гренадер, чтобы со всем покончить! – гаркнул как-то Жубер, грозно сверкнув глазами.
Решено, ставка на генерала Жубера. Молодого, дерзкого и… предсказуемого.
* * *
Все карты спутали… русские. А точнее – фельдмаршал Суворов. Если кто и был «старикашкой», так это именно он. Семидесятилетний полководец слыл человеком не от мира сего. Зато являлся патриотом «матушки-России» до мозга костей. К примеру, не мог терпеть, когда какой-нибудь русский франт старался подражать французским манерам. Вопрос Суворова, обращенный к такому моднику, ставил последнего в тупик:
– Давно ль изволили, голубчик, получить письмо от родных из Парижу?..
Словом, будь воля старика, русские топтали бы Монмартр и набережную Сены за пятнадцать лет до того, как там промаршируют войска Кутузова. А пока приходилось воевать за чужие интересы.
В апреле 1799 года фельдмаршал Александр Васильевич Суворов возглавил русско-австрийскую коалицию в Италии. Уже через две недели его войска разгромили французскую армию генерала Моро и вступили в Милан. Через месяц пали Турин и Венеция. В июне в пух и прах оказалась разгромленной хваленая армия генерала Макдональда. В Париже заволновались; кое-кто заговорил чуть ли не об эвакуации.
«Спасителем» отечества, конечно, был назначен отважный Бартелеми Жубер. Казалось, этот тридцатилетний генерал верил в это сам. И пышная свадьба, справленная накануне его отправки на войну, это подтверждала.
Герцогиня д’Абрантес: «Его сгубило одно, что должно было составить счастье его жизни, – женитьба. Но мог ли он не любить той, на которой женился? И кто из нас забыл Зефирину Монтолон, столько прелестную, умную, удивительную во всем? Как была она хороша! Какое выражение нежное, насмешливое и нисколько не язвительное! Я охотно прощаю Жубера…»
– Вернусь либо со щитом, либо на щите! – шепнул он при расставании своей очаровательной супруге.
Сражение с Суворовым состоялось при Нови (селение в Пьемонте, в Северной Италии), в середине августа 1799 года. Отважный Жубер мчался на противника на грациозном коне среди первых. Он понимал, как заразителен личный пример – особенно