– Я видел Лелю.

– Знаю. – Осокин внимательно посмотрел на него. – Она мне сказала.

– Не думал, что вы общаетесь, – почему-то не отставал Вадим.

– Иногда общаемся, как видишь. Ну, пока.

Осокин кивнул, повернулся, но Вадим опять его остановил.

– Знаешь, мне ее жалко.

– Мне тоже, – кивнул Володя. Посмотрел на ветви дерева, под которым Вадим оставил машину. – Мне жалко ее и жалко себя. Пока. Если что будет нужно, звони.

Осокин быстро взбежал на крыльцо, исчез за дверью. Вадим сел за руль.

Не нужно было быть психологом, чтобы понимать, что тема до сих пор для Осокина больная. Ну, если не больная, то, по крайней мере, чувствительная.

Или он просто все придумывает? Если Осокину противно было видеть Славу, сто раз мог поделить бизнес.

Он тронул машину и сразу остановил, пропуская идущую по двору женщину. Женщину он узнал, только когда она направилась к двери офиса.

Жаль, он не помнил, как ее зовут – то ли Марья, то ли Дарья. Женщина работала со Славой и Осокиным много лет. Тетка Вадиму всегда нравилась, очень полная, улыбчивая, она поила его чаем, когда он приходил к дяде, садилась напротив и ласково на него смотрела.

Вадим выскочил из машины мгновенно, женщина еще не успела открыть дверь.

– Здравствуйте, – остановил он ее.

– Вадик? – обернулась она. – Какое горе! Прими мои соболезнования.

– Спасибо.

Ч-черт, как плохо, что он не помнит ее имени.

– Ты к нам?

– Я там уже был.

Она отошла от двери, опустилась на стоящую у подъезда лавочку. Он сел рядом.

– Я прилетела только позавчера. – Она посмотрела на Вадима. Почему-то она всегда казалась ему старой, а ей лет пятьдесят, не больше. – В Болгарии отдыхала с внучкой. Позавчера и узнала…

– А я еще думал, почему вас на похоронах не было, – соврал Вадим. Он вообще о ней не думал и даже никогда не вспомнил бы, если бы сейчас не встретил.

– Вообще-то Володя мог бы и позвонить, – пожаловалась она. – Эсэмэску бы скинул. Я на него обижена.

– Его это тоже здорово оглушило, – заступился за Осокина Вадим.

– Да уж. Вот ведь, случается, чего не ждешь…

– Как вы думаете, – спросил Вадим главное, – кто мог это сделать?

– Не представляю. – Она покачала головой. – Просто не представляю. Конечно, я всех дел начальства не знаю, но вроде бы ни с кем они никогда не ругались. Чтобы кто-то им угрожал… Никогда такого не было.

Резкий порыв ветра поднял с асфальта пыль. Женщина сняла очки, протерла глаза. Очки были со слабыми диоптриями и в очень красивой оправе.

– Славик с Володей больше ругался, чем с кем-нибудь еще. – Она надела очки, поправила их на носу.

– Да? – равнодушно удивился Вадим. – Мне казалось, они дружили.

– Дружили, – улыбнулась она. – Поэтому и ругались. Я вот тоже с сыном ругаюсь, а со всеми другими вежливая.

Опять подул ветер. Тихо зашуршала по асфальту сорванная тополиная веточка.

– Из-за чего же они ссорились?

– Из-за бизнеса. – Она пожала плечами. – Володя хотел большие дела с мэрией закрутить, а Слава опасался.

– Я на днях Володю с каким-то депутатом встретил.

– Ну, теперь Володе дорога открыта. – Она поднялась, опять сняла очки, повертела в руках. – Прими мои соболезнования, Вадик. Мне очень жаль Славу.

– Спасибо.

– Не знаю, сколько я еще здесь проработаю. – Она посмотрела на дверь офиса. – Осокин заведет все по-новому, наберет новых людей…

Вадиму нечем было ее утешить. Он посмотрел, как за ней захлопнулась дверь, и теперь уже без помех выехал из двора.

Коробки Вадим привез в студию. Поставил их в угол единственной комнаты, достал телефон и позвонил зятю Николаю.

Телепин остановился перед шлагбаумом офисной стоянки. Рядом притормозила, пропуская его, серая «Тойота». Стоянка была еще наполовину пуста, заполнялась она позже, часам к одиннадцати.

«Тойота» въехала следом за ним, из нее выбрался Максим Садовников, кивнул Телепину, Телепин кивнул в ответ.

Он собирался расспросить Садовникова о том, как идут дела, но Максим быстро пошел к зданию, и Телепин не стал его задерживать.

Прошел через проходную и вновь увидел Максима, когда один из лифтов как раз открывал двери. Максим шагнул внутрь, придержал дверь, заметив Телепина.

В лифте они оказались вдвоем.

– Видел твою статью, – сказал Телепин. – Молодец. Хорошо написано.

На похвалу Максим не отреагировал, посмотрел куда-то вбок и неожиданно спросил:

– Помните, Николай Александрович, у Снетко на похоронах бабка про убийцу говорила?

– Бабка? – удивился Телепин. Бабку он помнил, ее трудно не запомнить. – Помню. Со странностями старушка. А что?

– Ее убили.

Лифт остановился на этаже Телепина, он нажал кнопку, не давая дверям закрыться.

– За что? – с удивлением спросил он Максима.

– Не знаю.

– Подожди… – не отставал Телепин. – Убийства связаны?

– Понятия не имею, – пожал плечами Садовников. – Просто… любопытно.

Телепин тоже пожал плечами и отпустил кнопку.

Ему тоже было любопытно. Максим не знает, связаны ли убийства. А полиция знает?

Двери лифта закрылись, и он пожалел, что не спросил, как убили бабулю. И вообще, откуда у Садовникова такая информация? Впрочем, какая ему разница?

Секретарша, сидя за столом, красила ресницы. При виде Телепина смутилась, сунула зеркало в ящик, он понимающе улыбнулся, отпер кабинет.

Однажды Вероника тоже красила глаза, прибежав на работу. Тогда все они приходили к девяти часам, опоздание на минуту считалось почти уголовным преступлением. Жуткая глупость, он отменил это сразу, как получил право менять идиотские правила.

Вероника забилась в угол лаборатории и водила черной щеточкой по ресницам, наблюдая за результатом в маленькое круглое зеркало. Он увидел ее сумку, брошенную на стол, и пошел искать ее среди шкафов с оборудованием, нашел и обнял вместе с тушью и зеркалом. Он тогда целовал мягкие губы, а она вырывалась, потому что боялась, как бы кто-нибудь их не увидел.

Он до сих пор помнил, как ему в грудь упирались ее кулачки и как хорошо и весело было ему тогда.

В конце концов Вероника уронила и тушь, и зеркало. Копеечное зеркало раскололось, и Вероника всерьез расстроилась.

– Не к добру, – повторяла она, а он не понимал, как она может нести такую чушь.