с людьми фактически свели на нет культивировавшиеся оккупантами антипартизанские настроения.

На митинге поручили председателю колхоза и бригадирам раздать колхозникам скот, семена и хлеб, который лежал в амбарах, подготовленный для немцев. Некоторое количество хлеба мы взяли для своего отряда, а остальной раздали крестьянам, наказав все прятать, когда немцы приедут в деревню.

Мы еще отдельно поговорили с учителем и председателем колхоза, которым дали точную установку, как организовать народ в деревне для борьбы с немцами. Население после этого стало нам помогать, сообщать все о немцах, прятаться, когда оккупанта приезжали в деревню.

К себе мы возвращались радостные, возбужденные, окрыленные. Сколько разговоров! Все заметно подтянулись, ободрились. Да и внешний вид изменился. Многие были в шинелях, полушубках, шапках-ушанках, в сапогах. Одежда эта с армейских складов, которые при отступлении советских войск остались в тылу. Пополнились и запасы оружия, боеприпасов.

Прибыв в хутор Хомин Рог, решили, что нам надо передислоцироваться в большую деревню для того, чтобы разместить людей двух отрядов. Такой деревней после рекогносцировки было выбрано Загалье. Засады и разведка осуществлялись нами главным образом в направлении Любань, Сосны, Постолы и Старые Дороги Октябрьского района, где действовали отряды Павловского, связь с которым мы имели, хотя и посредническую, через отряд Далидовича. Он продолжал стоять в лесу возле деревни Старосеки и ее контролировал.

Меня как командира весьма интересовал Октябрьский район, поскольку много было разговоров о том, что там хорошо поставлена боевая работа и всеми отрядами командовал Герой Советского Союза Павловский. Я послал туда свою разведку с задачей ознакомиться с постановкой работы, завязать связь и вернуться обратно. Через четыре дня разведка вернулась и доложила, что в этом районе в полицию не пошел почти ни один человек, в каждой деревне отряды живут у себя дома с оружием, и все население помогает партизанам. Оказалось, что там с первого дня войны все районное начальство никуда не ушло, а начало работать со всеми людьми.

После такого донесения я пришел к утешительному для себя выводу: нашелся таки район, который не нарушил приказ Сталина от 3 июля 1941 года. Ведь в те районы, где его не выполнили, ЦК КП(б) Белоруссии в исправление этого нетерпимого положения направил людей из Гомеля, Мозыря и других мест. Однако они уже не смогли сыграть той роли, которую должны были сыграть местные руководители. Момент был упущен, часть людей потеряла веру в победу советской власти, колебалась и не знала, что ей делать. Оставшиеся враждебные элементы подняли голову и начали активно действовать. Все это создало в ряде районов невыносимые условия для партизан. Жизнь и время ситуацию, конечно, исправили, хотя это стоило больших жертв и трудов.

Тем временем Василий Иванович Козлов, Мачульский и другие, или, как они именовались тогда, «семерка», продолжали «сидеть» в глухом лесу… Отряды наши знали, что есть где-то такая «семерка» и что это руководящие партийные товарищи. И не более того…

Мы, комиссар отряда Гаврила Петрович Стешиц и мой заместитель Никита Иванович Бондаровец, переговорив между собой, решили послать во главе с Меркулем одну группу на подводах с задачей — предложить этой «святой семерке», как мы шутливо продолжали их именовать, выехать в деревню Загалье, где находились два отряда: Николая Николаевича (Розова) и «Комарова». Проводником у нас был наш радист, который однажды уже ходил в их месторасположение исправлять радио.

Когда члены «семерки» прибыли к нам в штаб в деревню Загалье, то выглядели они далеко не по боевому: все были нечесаны, небриты, а длинные их бороды стали похожи на апостольские. Чувствовали они себя, с обострившимися заболеваниями, довольно не важно. На излечение требовалось время. Наши ребята, определив «семерку» на квартиру и втихую посмеиваясь, стригли, брили и приводили всех их в божеский вид. Вот с того момента «семерка», собственно, и начала общаться с партизанами. А это был уже февраль 1942 года…

Василий Иванович Козлов довольно быстро пошел на поправку и вновь освоился в своей руководящей роли, будто ничего и не случилось. На одном из совещаний, которое уже проводила «семерка» Минского обкома, я, в присутствии всех командиров и комиссаров, упоминавшихся мною ранее отрядов, был введен, с моего согласия, в ее состав в качестве военного руководителя. После чего Василий Иванович вдруг предложил мне перейти к нему в подчинение:

— Вот что, Василий Захарович, командиром твоего отряда мы поставим другого, а ты теперь у нас будешь командовать всеми отрядами, — сказал он, полагая, видимо, что дело это решенное и «рассусоливать» тут дальше не о чем.

Меня такое его «указание» возмутило и, обращаясь ко всем, я резко возразил:

— Не надо так делать! Это будет в корне неверно и вредно! Где же здравый смысл, Василий Иванович?! Говорю сразу, что отряд свой я ни при каких обстоятельствах оставить не имею права В этом вообще нет никакой надобности. Наш отряд мне дорог. Я его с великими трудами создавал, да в бой водил, с ним я с самою начала войны, и он мне как семья родная. Люди нас попросту не поймут! Но я могу быть одновременно и командиром отряда, и вам всегда помогать советами как специалист этого дела.

Василий Иванович такого ответа явно не ожидал и воспринял его с видимым раздражением. Как же, партия в его лице указывает, а Корж, видите ли, еще «кочевряжится». Но партизанские командиры с моим предложением согласились и утвердили меня лишь военным руководителем всех упомянутых отрядов.

А мною все больше овладевала мысль о большом конном рейде. Мы уже создали кавалерийские группы, которые быстро перемешались по партизанской зоне, внезапно атаковывали вражеские гарнизоны, перехватывали карателей в пути. Немало достали и саней, обзавелись также фуражом. Рейды на конях мы совершали каждый день и старались удлинять маршруты. Но это были пока частные, отдельные операции.

В начале февраля я тщательно продумал рейдовый план, фактически тот, который еще в октябре 1941 года предлагал Василию Ивановичу Козлову, — обойти ряд районов с отрядом. Но он тогда на это не пошел, и реализовать его полностью не удалось.

Об этом я и повел речь на очередном закрытом совете командиров отрядов. Кое-кто отнесся к этой затее скептически и главную помеху видел в том, что с конями много будет мороки: надо обеспечивать их кормом, сберегать в пути, находить им сараи.

Тогда я стал излагать свою мысль более детально:

— Смотрите, два отряда мы оставляем на месте: на территории Любанского района — отряд «Жорки», дислоцирующийся в районе деревни Одавковичи, отряд Патрина, расположившийся в деревне Живунь,