– Ну, меня девы ваши вдохновили. Нечасто такое увидишь. Только работать еще и работать. Лишние детали надо убрать, они же не размножаются. Сотрудников отвлекать не будут.

– Что вы зациклились на половых признаках? Может, у нас далеко идущие планы по использованию наших разработок, – недовольно ответил вест.

– Учтите, я слышу, что вы сейчас подумали.

– Не врите!

– Не вру, – сказал Мальф. – И что в итоге? У вас есть вот эти две эээ… или сколько их там у вас? И это наше светлое потом? Кстати, а лица вы не срисовывали с чего-то известного?

– О лицах позже. Перед нами сейчас стоит следующая, очень важная задача. Эти образцы – всего лишь узкоспециализированная, хотя и во многом улучшенная копия человека. Но мы до сих пор не перешли, ну, не совсем перешли ту грань, которая всегда была вне человеческих возможностей. Я говорю о тех способностях, которые человеку обычно недоступны. Ведь даже ваши, не скрою, феноменальные телепатические возможности – это всего лишь малая толика того, к чему мы идем. Мы…

– Дайте я догадаюсь, – становил его Мальф. – Вы хотите, чтобы ваши создания кормили тысячи человек пятью хлебами, раздвигали моря и исцеляли больных?

– Не юродствуйте, – возмутился вест.

– Я не юродствую. Просто аналогия напрашивается.

– Скажите, пожалуйста, Джеймс, а какой смысл в том, что вы ваших… эээ… воительниц, – Мальф движением головы показал на лежащих девушек, – в таком состоянии храните? Ведь это расход ресурсов; опять же, может, их на хозработы привлечь можно? Окон у вас тут – мыть не перемыть.

– Хороший вопрос, спасибо, – важно ответил вест. – Вот здесь пока не все так однозначно.

– Пожалуйста, – поклонился Мальф. – Что же именно так неоднозначно?

– Мы столкнулись с проблемой, мучившей умы многих поколений философов. Гомункулус, а это ведь и вправду гомункулусы, – Джеймс с любовью глянул на свои создания. – Кем он станет, войдя в жизнь? Верным исполнителем приказов создателя? Или же начнет, накапливая свой жизненный опыт, создавать себя как личность? Это оказалось большой проблемой. Думаете, это наши первые образцы? Далеко не первые. Пришлось пройти сложный путь ошибок и разочарований, прежде чем мы, наконец, выбрали правильную тактику.

– Короче, я не удивлюсь, если рядом с вашим эллипсоидом… или как вы называете это свое убежище?

– Просто тарелка – снаружи, вы потом увидите, это сооружение очень похоже на легенду давних времен, мифическое НЛО.

– Так вот, не удивлюсь, если на берегу реки рядом с вашей тарелкой есть тайное кладбище ваших проб и ошибок, – окончил Мальф.

– Удивитесь, – мрачно ответил Джеймс. – У нас более прогрессивные методы утилизации. От неугодных и неудачных мы избавляемся так, что и следа не остается. Этим в основных лабораториях занимаются.

– Я так понял – это намек?

– Но нас, конечно, интересуют совсем иные перспективы, – не стал развивать тему вест. – И этот интерес полностью связан с вами.

– Я не могу сказать, что польщен.

– Вы меня сбили с мысли. Так вот, проблема самоорганизации сознания, как не странно, оказалась для нас самой сложной, – вест настойчиво тянул разговор в старое русло. – Ну, конечно, на определенном этапе. Мы создавали идеальные существа с чистым разумом, полностью подчиненным нашей воле, но стоило пройти времени, и у них начинали развиваться отклонения. Вы знаете, первый набор образцов, ну, так мы их называли тогда, мы решили поместить в замкнутое пространство и проверить, как будет существовать эта боевая группа при выполнении автономной миссии. Так вот! Через месяц они переругались, и даже были жертвы! Каждая из наших девочек обрела свою индивидуальность и, более того, свой, как правило, очень тяжелый характер. Они стали неуправляемы. Пришлось принять меры.

– Ага, избавились… – вставил Мальф.

– Нам пришлось предпринять специальные исследования; они очень затормозили нашу работу. Но в итоге мы получили прекрасную методику. Вы видели своими глазами результаты ее внедрения.

– Это какие же?

– Ну как же! Наши милые создания просто проходят время от времени курс реабилитации. Всякая активность мозга выключается, и память стирается. Ведь и Халла с Ардой, побыв в автономной работе, тоже… Ну, скажем так, у одной стали просыпаться какие-то сострадательные эмоции, а у другой – наоборот. Что-то у нее перемкнуло еще здесь, и она превратилась в кровавого монстра, зацикленного на жажде бессмысленных убийств. Но ничего! Пару дней – и у нас совершенно девственная… эээ… нет, – совершенно чистая психика. И чистая память. Никаких воспоминаний, никаких комплексов и никаких проблем для нас!

– А что, пойти традиционным путем, путем воспитания преданных вам отрядов боевых девиц, чтобы они были верны правому делу, да еще и совершенствовали свои боевые навыки, вы не захотели?

– Тут я опять открою вам правду. У нас на сотню образцов получается один с интеллектом человека. А остальные, – Джеймс замялся, – остальные – дуры беспросветные. Теперь вы поняли?

– Да, я понял. Они имбецилки.

– Нет, я имел в виду другое. Я имел в виду – вы поняли, почему вы для нас так важны?

– Нет, не понял.

– А я так думаю, вы полностью осознали, что нашей основной целью было инициировать в вас все, что было заложено создателями. Не стану отрицать, будь у нас полный доступ к результатам их работы и оборудование, которое было в распоряжении смелых ученых в те давние годы, то, конечно, интерес к вам, как к единственному носителю высшего генома, был бы мизерным. Уж простите. Но нам нужны вы. С вашим интеллектом. Вашими способностями. Нам нужен ключ к созданию сверхчеловека, а не боевого женского батальона.

– Не стоит извиняться. – У Мальфа стало портиться настроение, он устал от разговора, который его уже раздражал. – А вы не боитесь, что не сможете со мной справиться?

– Нет, – нарочито беспечно ответил вест. – Мы же прекрасно осведомлены о блокаде вашего расторможенного гипоталамуса. И уж будьте уверены, мы всегда сможем опять его заблокировать, компенсировав излучение Купола.

– Жуть какая. Никогда не знал об этом. Ну, хорошо, вы тут погуляйте, а у меня есть дела, – сказал Мальф и исчез.

– Это сильный ход, – Джеймс нашел в себе силы сделать вид, что вовсе не удивлен. – И что теперь, поиграем в прятки?

Он двинулся по коридору, бормоча под нос считалку:

– One, two. How are you?

Three, four. Who’s at the door?

Five, six. My name is Fix.

Seven, eight. Sorry, I’m late.

Nine, ten. Say it again.[1]