– То есть выходит, если по-простому выражаться, что глюонные сгустки – это комья грязи, которые летят из-под протекторов стартующего галактического внедорожника? – Мои глаза сияли.

– Погоди-ка, – Тополь лукаво прищурился. – Третий закон Ньютона – это я понимаю. Но звездолет химероидов стартовал вчера. А мы потом еще много часов возились на нижней палубе Аквариума и никаких глюонных сгустков не видели! Что-то тут не сходится…

Но Капелли было не так-то просто припереть к стенке:

– С этим я, конечно, соглашусь… Но и ты прими во внимание, что эта коллизия с испусканием лишних глюонов происходит не в обычном трехмерном пространстве, а в расширенном одиннадцатимерном континууме микромира. В этом континууме смысл измерения «время» совершенно другой, и поэтому действие третьего закона Ньютона в данном случае растянулось на сутки!

В этот момент у всех сгорели мозги. И, понимая это, я тоном бодрячка сказал:

– Орлы, а давайте лучше артефакты искать. Ибо… Ибо нехер!

Капелли с Тополем посмотрели на меня с благодарностью. Во всякой просвещенной дискуссии лучше всего тот момент, когда она наконец заканчивается.

Когда мы вчера сквозь угар общей неразберихи наблюдали посадку химероидов и профессора Перова в звездолет, я что-то не заметил у них в руках чемоданов. (Ну или с чем там у них принято линять с осточертевшей планеты?)

Поэтому я рассчитывал обнаружить в помещениях Аквариума богатую добычу. Целые горы инопланетного барахла! Или, как говорим мы, сталкеры, жирный хабар.

Но то ли весь хабар превратился в глюонные сгустки, то ли чемоданы, незаметно для нас, химероиды загрузили с другого борта звездолета… В общем, никаких сундуков с инопланетными золотыми дублонами мы поначалу не обнаружили.

Скажу правду: меня это несказанно бесило!

Позабыв об осторожности, я, алчный, как капитан Джон Флинт, энергично вышагивал по, скажем так, коридору, имеющему лишь одну стену. Да-да. Слева от меня простиралась длинная анфилада дверей, а вот справа – за легким, местами раскуроченным ограждением зияла пустота ангара. Именно там еще вчера располагалась корма звездолета, а сегодня не было уже ничегошеньки.

Кстати, двери у химероидов были не такими, как у нас. Они разъезжались на две створки – одна вверх, другая вниз и делали это, конечно, автоматически.

Я врывался в «каюты» (или помещения, казавшиеся мне каютами) одну за другой и, не находя ничего – ну то есть совсем ничего, там было пусто, ни мебели, ни стеллажей или там сундуков! – несся дальше, издавая сердитое сопение.

Судя по геморройному молчанию в эфире, Капелли с Тополем были заняты чем-то настолько же результативным.

– Коллеги, мы уже двадцать две комнаты прошли. И даже фантика от химероидской конфеты пока не подобрали, – сказал я, когда почувствовал, что с меня довольно и пора менять тактику.

– А я вот вижу фантик один… Величиной с тумбочку, – задумчиво промолвил Тополь.

Через минуту мы с Капелли уже дышали Косте в спину.

В одной из последних комнат действительно кое-что было.

То ли это «кое-что» забыли вывезти при экстренной эвакуации, то ли специально оставили, чтобы, допустим, покуражиться над нами (эту версию, конечно, тоже нельзя было исключать, что бы там ни сочинял профессор Перов о высокоморальности своих новых друзей), но находка – вне зависимости от своей ценности – меня обрадовала. Это было… точнее, это был… я бы сказал, стационарный вихрь!

Высотой сантиметров в сорок. Идеальной конусообразной формы.

Итак, непроницаемо черное ничто со зловещей неспешностью вращалось вокруг своей оси и… и больше сказать о нем нечего. Оно не поглощало энергию, не исторгало энергию, не фонило радиацией и не порождало маленьких голубых молний.

Острие вихря упиралось в черный диск, состоящий из такого же непрозрачного «ничто», как и сам вихрь.

Диск тоже вращался. Причем в направлении, противоположном вихрю.

Вся эта фиговина покоилась на металлическом поддоне, снабженном колесиками и скобообразными хромированными ручками. Больше всего на свете эта штука напоминала тележку для чемоданов из пристойного отеля.

Ну а в нашем случае тележка была с вихрем…

– Это надо обязательно забрать на базу! – воскликнул Капелли, тотчас и навеки очарованный увиденным.

– Да погоди ты, «забрать»… – проворчал Тополь.

Кажется, из нас троих он в наибольшей степени сохранил трезвость суждений. Мой друг достал гайку и бросил ее в воронку вихря.

Гайка долетела до условной границы, очерченной поддоном, более-менее нормально. Но затем рывком ускорилась и… исчезла в недрах вихря!

При этом конус, как мне показалось, начал вращаться чуточку быстрее.

– Еще гайку давай! – потребовал я.

Мы потратили на эксперименты еще несколько драгоценных минут и кое-что интересное выяснили.

Воронка поглощала любые предметы – и маленькие, вроде гайки, и средние (кусок лавы килограммов на пять), и даже большие (обломок двутавровой балки, найденной в коридоре).

Поглощала без следа. Без звуков, без тепловыделения, без каких-либо алхимических трансформаций.

Больше воронка не делала ничего. Темп вращения она тоже не меняла – это мне в первый раз просто померещилось.

– Давайте будем для простоты называть ее «черная дыра», – предложил я. – Хотя я понимаю, что черная дыра – это совсем другое… Но название обязательно должно быть броским! Так меня учила одна подружка, репортер.

– Я, кажется, понял, зачем им эта дыра, – сказал Тополь. – Это у химероидов что-то вроде урны. Бросаешь туда мусор – и нет его. Легко и свободно!

– Интересно всё же, куда он физически девается? – закусил губу Капелли.

– А что, если мы прямо на тележке эту штуку к нам на марсоход покатим? – предложил Тополь.

– Не опасно ее в марсоход тащить? – я покосился на Капелли.

Но куда там! Ксенобиолог был от нашей находки без ума. Поэтому с его стороны возражений не последовало, и Костя получил полную свободу действий.

Он смело подошел к тележке с черной дырой вплотную, схватился за хромированный поручень и потянул конструкцию на себя.

Как ни странно, тележка поддалась. Она отъехала на метр от прежнего места, обнажив круглый лючок в полу.

– Так вот куда мусор девается! – радостно воскликнул Капелли.

– Ну, это не факт… – начал я.

Однако закончить мне не дали.

Раздался щелчок. Люк в полу откинулся, и из открывшегося отверстия в комнату хлынул… серый снег!

Впрочем, то, что казалось снежинками, на деле вело себя совсем не по-снежному. Объекты сантиметра по полтора в поперечнике нарушали закон всемирного тяготения и легко поднимались к подволоку. А кроме того, они зачем-то стремились облепить шлемы наших скафандров!