У героя рассказа были опыт, умение и снаряжение. Его убило собственное отношение, неспособность найти баланс между эмоциями и голосом разума.

Он знал эти места. Он бывал на Аляске, когда температура падала до минус шестидесяти градусов, и выживал. Однажды, в такой же мороз, он промочил ноги, развел костер и выжил. Но при морозе ниже шестидесяти градусов система начала вести себя совершенно иначе, непонятным и незнакомым ему образом. Он и не предполагал, какие изменения могут произойти при такой критической температуре.

Вместе с Мури и Юнасом мы подошли к другой группе детей, которые разводили костер при помощи «сверления». Если честно, я никогда ранее не видел, как добывают огонь таким архаичным способом, и даже не верил, что это возможно. И вот я увидел десятилетнего мальчика Якова, у которого костер полыхал уже через десять минут. Я спросил его, сколько времени ему потребовалось на то, чтобы научиться, и он ответил: «Два года». С улыбкой Мури спросил Якова, считает ли он себя мастером, и Яков ответил: «Нет. Чтобы все это освоить, нужна целая жизнь». Яков говорил не просто об умении. Он имел в виду практики коренных народов, с помощью которых вырабатывается отношение тихого смирения. Эти практики предполагают неторопливое и вдумчивое исследование самого себя и окружающего мира.

В тот же день я начал учиться разводить костер подобным способом, на что ушло два тяжелейших дня. В первый вечер единственным моим чувством было раздражение этим маленьким Робинзоном Крузо, у которого огонь появлялся мгновенно, словно по волшебству. Расстроившись, я начал нервничать. У меня не было костра, у которого я мог бы согреться, а мой Робинзон не собирался его для меня зажечь. За весь день я съел один армейский паек и был голоден. Вместо костра у меня было немного липовой коры, несколько палочек, камень и комок бесполезного сухого трута. Я мечтал об огнемете, пицце и паре хороших музыкальных дисков. И очень хотелось выпить.

Только после того как я прошел школу Мури и успел все обдумать, то понял, что разведение костра — далеко не самое главное, чему он учит на своих курсах выживания. Мури пытался научить меня пути видения и понимания окружающего мира и самого себя. Он учил находить нужные материалы, учил пониманию того, какой материал будет работать, а какой нет. Я не в состоянии изменить мир; единственное, что я могу изменить, — это самого себя. Чтобы в этом мире выжить, необходимо его видеть и понимать. Я должен был признать мир, в котором оказался. Я должен был успокоиться и начать в нем жить. Точно так же как в дзен-буддизме, боевых искусствах и стрельбе из лука, такое поведение поможет перенести восприятие и ощущения в настоящее, что помогло бы мне спокойно предпринять правильные действия. Не имеет значения, какие новые открытия в этой области сделают нейробиологи, ученики Мури точно не будут игнорировать тучу, которую я проморгал перед выходом на прогулку в национальном парке Глейшер. Каждый из учеников Мури увидит и почувствует тучу задолго до ее появления. Каждый из них задаст себе следующие вопросы: «Что несет мне эта туча?» и «Как правильно вести себя в этой ситуации?» Обучение Мури гарантирует, что они не потеряются и не умрут. Оно поможет создавать когнитивные карты, соответствующие реальным, поддерживать эмоции в гармонии с разумом, а также всегда держать глаза и уши открытыми.

Я лег спать. В тот вечер у меня не было контакта с природой. Безопасность, удобство и эффективность — вот наркотики современного мира. Однако я начинал понимать, что это и есть то самое обучение, которое в состоянии разбудить мое восприятие. Когда я начинал заниматься воздушной акробатикой на своем самолете, то боялся каждую секунду. Я поинтересовался у отца, как он делал так, чтобы ему было удобно во время бомбардировок. Мне казалось, он знает какую-то мудрость, которая может пригодиться и мне. «Смысл не в том, чтобы чувствовать себя удобно. Чувствовать себя надо уверенно», — ответил отец.

Вместе с Мури и Юнасом мы шли по лесу. Время от времени Мури останавливался и просил нас прислушаться к щебету птиц. Когда Мури сам прислушался, то сразу сказал: «Что-то происходит». Его тело напряглось, как у охотничьей собаки, а глаза быстро бегали из стороны в сторону, сканируя местность: «Послушайте, как птицы возбуждены. Птицы — это радары леса». Я вспомнил случай, как однажды я жил в палатке в национальном парке Биг-Бенд на границе Техаса и Мексики. Вместе с естествоиспытателем по имени Анита мы вышли погулять в горы Чисос, чтобы скрыться от испепеляющей жары. В те дни на термометре в девять вечера было более сорока градусов. В такую погоду и в таком состоянии (обезвоженность и усталость) может произойти много неприятностей. Анита услышала отчаянно громкий крик голубой сойки и остановила меня рукой. Я поднял голову и увидел птицу, пение которой было похоже на плач. Плач по чему? Анита показала на тропу, на которой лежала огромная гремучая змея. Был бы я один, то обязательно на нее наступил бы. Анита оказалась начеку. Она прекрасно чувствовала окружающую среду и постоянно задавалась вопросом: «Что происходит?» А произошло следующее: гремучая змея только что съела птенцов голубой сойки.

В конце концов мне удалось разжечь костер при помощи «сверления» и трута. Увы, не буду утверждать, что заслуга принадлежит исключительно мне. Мури подбадривал меня и помогал во всем. Веретено, которое я крутил, вылетело у меня из рук, и уголек упал на землю. Мури аккуратно поднял его листком сухой травы и положил на пучок трута, который для меня подготовил. Я прикрыл трут руками и нежно подул на уголек. Пламя разгорелось, словно в сказке. Мне показалось, что я присутствую при рождении ребенка.

Точно так же как создание произведений искусства, способность разжигать огонь является нашим отличием от животных. Благодаря искусству и огню мы знаем то, что животные никогда не узнают. Я почувствовал себя волшебником. Горящая смоковница заговорила.

В школе выживания Мури участников ждут драма, страсти и поразительные открытия. Смысл занятий в том, чтобы укрепить связь сознания и выживания, помочь нам думать умом ребенка, дзенским умом, умом начинающего. Когда Мури сказал нам, что умеет идти по маршруту без карты и компаса, мы с Юнасом отнеслись к этому весьма скептически. Мы ведь только что прошли курс выживания, созданный для ВВС, в котором знание компаса и карты имело первостепенное значение. Однако Мури имел в виду не только то, что можно без карты и компаса идти по лесу. Он думал о понимании работы нашего мозга.

Мы шли по нехоженому лесу; Мури останавливался каждые десять или двадцать метров и обращал наше внимание на отдельные вещи и детали, которые мы рассматривали и обсуждали. Мы достаточно далеко углубились в лес, когда Мури попросил нас закрыть глаза и указать в сторону нашего лагеря. Мы не смогли этого. Мы просто следовали за ним, а следовать за кем угодно — не самая лучшая идея. Мы не шли своей собственной дорогой и в результате потерялись.

Мури показал нам место, в котором мы в последний раз до того остановились и разговаривали. Это место было хорошо видно оттуда, где мы стояли. «Помните, что там мы говорили о лозе кисло-сладкого вкуса?» Тогда мы отрезали лозу, из которой можно делать снасти для ловли рыбы. Мы вернулись к тому месту. Мури указал на другое место, где он показывал мне, как ходили и смотрели американские индейцы и австралийские аборигены. Первую технику он назвал «лисьим шагом», а вторую — «глазами совы». Когда он показывал эти приемы, я заметил, что все его тело напряглось, словно пришло в боевую готовность, которую я уже видел в Мури тогда, когда он слушал щебетание птиц. Он сказал, что они помогают человеку войти в измененное состояние восприятия. Мы вернулись на то место. Оттуда мы увидели другое место, где нам когда-то показалось, будто мы нашли отпечаток копыта оленя, что на самом деле было входом в норку мыши-полевки. Там мы присели на корточки и обсудили разницу между полевками, кротами и обычными мышами.