– Ага, знаете, что лунь не фазан! – Старый оружейник довольно сощурился. – Не то что всякие, которым золота подавай, да побольше… Эх, господин Фельсенбург, что за времена наступили! Оружие строгости требует, а господам лишь бы блестело за хорну! Габи!!!

– Несу, господин Мартин, – раздалось из пропахших чем-то нестерпимо вкусным глубин, напомнив про другого Мартина. Последний обед, последняя поездка, последний разговор… Руппи так и не понял, что убило дядю и Генриха… Кем нужно быть, чтобы бросить мертвых у забора и сбежать с ведьмой?!

– В чем дело?! – прокричал хозяин. – У нас призраков нет, не герцоги!

– Просто вспомнил… хорошего человека. Я еще не привык, что он умер.

– Понятное дело! Что ж, с памяти и начнем. Помним!

– Помним. – Руппи поднял кубок. В этом доме можно не врать, но не врать в этом доме – значит тянуть хозяев туда, где нет ничего хорошего. Старый Мартин слишком походит на деда Зеппа, чтобы подвергать его опасности, только выхода нет. Разве что сдаться на милость бабушки, но Руппи отнюдь не был уверен, что герцогиня Штарквинд поставит интересы Олафа выше собственных интриг. Вернее, был уверен в обратном.

– Господин Мартин, – отчетливо произнес лейтенант, – мой адмирал ничего мне не поручал. Напротив, это мне нужно с ним увидеться, но я не могу сделать это открыто. Я – свидетель на том суде, где господин Кальдмеер – обвинитель. Мы не должны встречаться, иначе кесарю донесут, что мы в сговоре. Я знаю, господин Кальдмеер пишет госпоже Барбаре и получает ее письма. Госпожа Барбара может его навестить, не вызвав подозрений.

– Тю-у-у-у, – протянул старый мастер и забарабанил пальцами по столу. – Значит, вы нагрянули в Эйнрехт, никому не сказавшись, и все ради бывшего деверя нашей Барбары? Ну и герцоги нынче пошли…

– Я, как вы изволили выразиться, нагрянул, потому что мне надоели подлости. И потому что я боюсь за Олафа!.. За моего адмирала.

Пить вино натощак глупо. Откровенничать со старым оружейником глупо. Приезжать в Эйнрехт глупо, но всего глупее – на полдороге бросать начатое.

– А за себя? – усмехнулся мастер Мартин и окончательно стал похож на старого боцмана. – За себя не боитесь?

– За себя как-нибудь потом, – в тон хозяину откликнулся Руппи. – Мне дожидаться госпожу Барбару или лезть к своему адмиралу по крышам?

Мастер наполнил свой кубок; оказывается, он успел все выпить.

– Госпожа Барбара скоро явится, – задумчиво протянул старик, – но вы, сударь, слишком быстро ездите и слишком мало сидите в трактирах, иначе вы бы уже знали… Я лекарей на выстрел не подпускаю и живехонек, а ведь я старше не только кесаря, но и сестрицы его, вашей бабушки то есть. И еще поживу… Это хорошее вино, сударь. Пейте, пока молоды, а как состаритесь, тем более пейте, и доживете до моих лет.

– Постараюсь, – пообещал Руппи. – Ваше здоровье. Судя по всему, я чего-то не знаю.

– Чего-то… Скажете тоже! Не чего-то, а удар, или как там эту штуку умники зовут! Навернулся наш Готфрид с радости великой… Позавчера. Племянничек из Гаунау нагрянул…

– Фридрих?!

– Он, – кивнул старик. – Понятное дело… Теперь в регентах ходит, и то сказать, самый подходящий по нынешним временам регент. Сдуревший, так кто нынче не сдурел? В мое время во всем меру знали, а теперь распустились, ложками не соберешь… Франц, Габи, скоро вы там?! Подавайте… Первую смену подавайте! И супницу, супницу не спутайте! Ту-Самую!

Теперь они ехали во главе отряда вместе. После ночного разговора держаться с Эрвином как с Приддом стало по меньшей мере глупо. Зародившееся в полудохлом трактирчике понимание следовало укреплять хотя бы ради пропуска в Ноймар, но граф Литенкетте и без этого заслуживал внимания. Разумеется, он не перестал быть врагом и сыном врага, но уважать волка или во́рона не зазорно. Как и принять от них услугу. В долг, до лучших времен. Когда-нибудь Ричард Окделл заплатит по всем счетам, большим и малым. Среди них будет и бутылка кэналлийского, которую они распили уже в комнате Эрвина, потому что спальня Ричарда выстыла, словно склеп, а простыни и скатерть осклизли и покрылись плесенью.

Бутылка не лучшей «Крови», если она предложена вовремя, стоит дорого, а умение выслушать и понять цены не имеет вообще. Смешно, но Иноходец разглядел в Литенкетте приличного человека первым, чуть не поссорившись из-за ноймара с предостерегавшей кузена Катари. Королева, как и эр Август, и сам Дик, видела в молодом ноймаре сына зловещего Рудольфа и чуть ли не варвара. Неудивительно. Ноймар чем-то напоминал Берто Салину, то и дело вызывавшего у Дикона желание схватиться за шпагу. Марикьяре тоже бывал невыносим, а его привычка отрицать очевидное и выгораживать Олларов приводила то в бешенство, то в недоумение. И все же Берто, когда дошло до дела, действовал как Человек Чести. Марикьяре сцепился с живым Арамоной, Эрвин едва не столкнулся с мертвым…

– Граф, – негромко окликнул Ричард думавшего о чем-то своем спутника, – что бы вы стали делать, если б застали у меня выходцев?

– Зажег четыре свечи. Если бы понял, что Арамона мертв.

– А если б не поняли?

– Арестовал бы урода за дезертирство… Представляю, что бы началось!

Дикон тоже представил и улыбнулся. Если б не навязчивый злобный взгляд, дорога стала бы приятной.

– Вам не кажется, что за нами наблюдают? Я не имею в виду шпионов…

– Не кажется, – Эрвин отнюдь не выглядел удивленным, – я в этом уверен. Вы поняли это незадолго до нашей встречи?

– Да. Одно время мне казалось, что дело в вашем отряде.

– Люди не чувствуют приближения себе подобных, зато некоторым не дает покоя луна, особенно полная. Мне кажется, с нами что-то в этом роде. Вы не расспрашивали солдат?

– Нет.

– Расспросите. У меня беспокоятся трое, правда, все они состоят в родстве.

Святой Алан, чего он только не навоображал, а ведь Окделлы не только Повелители, но и люди! Нельзя искать смысл в каждом чихании, объяснение может оказаться самым простым. Чиханье – это насморк, неотвязный взгляд – природная чуткость, помноженная на недавние потери. В детстве он населял темные углы тварями, о которых болтали на кухне. С возрастом страхи прошли, теперь вернулись. Ничего, уберутся.

– В вашей семье еще кто-нибудь чувствует подобные вещи?

– Да, – не стал вдаваться в подробности ноймар. Он и так сказал больше, чем позволил бы себе Ричард. Тем, кто не обременен древним наследием, жить проще, хотя купцу или крестьянину ноша Проэмперадора тоже покажется неподъемной.

Юноша привычно поправил кинжал и, повинуясь неясному порыву, поднял Сону на дыбы, бросая вызов невидимому наблюдателю. Пусть смотрит, если ему хочется! Окделлы не скрываются, напротив. Придет время, и Ричард отыщет всех, кому задолжал. Первым будет Спрут.