– Так что теперь в руках у Арна побратим того сосуда, – заключил я. – Копия оригинала.

– Будем надеяться, что на этот раз он будет стеречь эту вещь бдительней, – с осуждающей насмешкой сказал Павел. – Теперь мы и сами видим, что у латеранцев, наряду со святошами, есть и свои воры.

– Архиепископа сейчас волнуют не воры, а возможность убийства, – заметил я.

Мой друг накренил голову в явном любопытстве:

– И кто же видится жертвой?

Я рассказал о том, как Никифор нанял Беортрика, чтобы тот прояснил, отчего этот сосуд столь важен для Арна, а затем передал эти доводы греческому лазутчику в Риме.

– По какой-то причине Арн считает, что жизнь Льва снова под угрозой, – закончил я свое объяснение.

Павел скосил взгляд на дюжего саксонца, который, чуть сгорбясь и держа сцепленные ладони между колен, тихо сидел и слушал.

– Получается, ты теперь приманка, возле которой перед возможным кровопролитием всплывет тот загадочный грек, – заключил бывший номенклатор. – Все верно: на ловца и зверь бежит.

Беортрик чуть заметно кивнул.

– Ну а ты, Зигвульф? – повернулся ко мне Павел. – В свой прошлый приезд в Рим ты, помнится, лишь чудом не лишился жизни, когда сунулся с Теодором в городские трущобы. Ты-то взвесил свои риски?

– Мне с трудом верится, чтобы заговоры, которые Никифор вынашивает в Аварии, могли разыгрываться здесь, в Риме, – признался я.

Мой друг с укоризненным вздохом поцокал языком.

– Никифор, думается мне, давно уже мог отрядить своих нарочных в Константинополь вместе с докладом о смене власти у аваров и их новой политике в отношении короля франков. Ну а к докладу отчего бы не присовокупить задумки нового заговора, пусть и в общих чертах? Пока вы сюда добирались, у этого лукавца было достаточно времени, чтобы передать указания своим сторонникам в Рим. Бог весть, сколько их здесь может шастать! Я думаю, немало.

– Мало или нет – судить не берусь, только сейчас Арн дал нам более срочное задание, – сказал я. – Он хочет выследить человека, который, по словам Пасхалия и Кампула, подстроил нападение на Льва. А сейчас вдруг исчез.

– У этого человека есть имя?

– Некто Мауро из Непи.

У Павла удивленно расшились глаза.

– Тебе он знаком? – осторожно, боясь спугнуть удачу, переспросил я.

– Не сказать чтобы лично. Хотя сведения о его происхождении у меня есть. Он из мелкопоместных – в городе у него небольшое палаццо.

– То есть Арну выудить его на допрос, в принципе, несложно?

– Как раз наоборот. Зная о том, что его разыскивают, этот самый Мауро мог податься в бега, куда-нибудь в свое родовое гнездо, расположенное в Непи. Это такой городок, в двух часах к северу от Рима.

– Ну так взять его в оковы и доставить к архиепископу на дознание!

Павел нетерпеливо хмыкнул:

– Это только если послать туда за ним небольшое войско. Непи и другие мелкие городки в той округе независимы. Ими правят местные феодалы, которые не признают над собой никакой верховной власти, особенно из Рима.

– Да и ладно, – махнул я рукой. – Если этот Мауро будет оставаться у себя в Непи, он хотя бы здесь не наделает дел.

Бывший номенклатор поглядел на меня со снисходительным терпением:

– Это показывает, насколько ты все-таки мало знаешь Италию, Зигвульф. Я не удивлюсь, если через это ты хлебнешь еще немало бед.

Сперва я хотел было поднять на смех это мрачное прорицание, но меня остановила сумрачность во взгляде моего друга.

– Ты ведь это не всерьез? – насторожился я.

Павел приподнял одну бровь:

– Тебе, часом, не напомнить о Папе Константине Втором?

– Честно говоря, с трудом такого припоминаю, – признался я.

– О-о, – повел очами наш с Беортриком собеседник. – Неудивительно. Никому не нравится упоминать это имя, хотя времени прошло не так уж много. Я сам тогда еще лишь прокладывал путь наверх через лагерь латеранцев.

– Так что же второй Константин содеял такое, из-за чего имя его стесняются упоминать? – заинтересовался я.

– Избрался Папой путем насилия и коварных ухищрений.

– А что, разве это не в порядке вещей? – в явном смехе спросил я. – Ты же сам мне рассказывал, как Папа Лев раздал кому надо денег и уже через день после кончины своего предшественника сел на Святой престол! Хотя покупку трона Святого Петра вряд ли можно назвать благочестием.

Павел мою веселость не разделил:

– Константин попрал свое данное на Библии слово, использовал силу оружия и открыто надсмеялся над установленной процедурой.

Последнее, похоже, возмущало бывшего номенклатора больше всего. Он чопорно выпрямил спину и прикрыл глаза, приводя мысли в порядок.

– Любой кандидат на избрание Папой должен уже принадлежать к старшему духовенству, то есть быть по меньшей мере диаконом. Это обычай, осененный веками. – Мой друг открыл глаза и стал смотреть перед собой с сухой грустью. – Но Константин был вообще мирянином, хотя и с хорошими политическими связями на Латеранском холме. И когда Папа Павел лежал на смертном одре, этот узурпатор явился в Рим во главе вооруженного отряда. Местного епископа он устрашениями заставил постричься в монахи. Буквально назавтра этот же епископ повысил его в сан иерея, а еще через несколько часов Константин был уже рукоположен в диаконы. Спустя неделю Папа Павел преставился, Константин же посредством своих связей и влияния назначил себя епископом Рима и предстал перед народом уже как Папа и глава Церкви.

Я поглядел на Беортрика. Судя по язвительной мине, рассказ бывшего номенклатора подкреплял его невысокое мнение о вере Христовой.

– И что потом? – задал я новый вопрос.

– Потом он направил письмо королю франков, деду короля Карла, с просьбой одобрить его назначение. Но ответа не последовало. А через несколько месяцев в городе собрались противники новоявленного Папы. Они подняли вооруженную толпу, что увенчалось кровавой уличной резней. Константиновы сподвижники оказались в меньшинстве, а сам он был схвачен и ввергнут в узилище. Затем святейшество препроводили в латеранскую базилику Святого Иоанна, где церемониально содрали с него папское облачение, бросили наземь и сняли с ног туфли. После этого ему принародно, под всеобщее осмеяние, выкололи глаза и оставили валяться в сточной канаве.

Рассказав об этом, Павел приумолк.

– Картина знакомая, – кисло заметил я. – Примерно то же не так давно задумывалось для Папы Льва. Как раз тогда меня и подключили к этому делу.

– То побиение Константин пережил, – со вздохом продолжил свой рассказ мой старый друг, – и был возвращен в темницу. На последовавшем затем трибунале он отказался признать свои грехи, и тогда его упекли в монастырь. С той поры об этом проходимце ни слуху ни духу.